ТОП просматриваемых книг сайта:
Образ Фауста в немецкой литературе XVI-XX веков. Г. Г. Ишимбаева
Читать онлайн.Название Образ Фауста в немецкой литературе XVI-XX веков
Год выпуска 2014
isbn 978-5-89349-479-2
Автор произведения Г. Г. Ишимбаева
Жанр Языкознание
В речах архангелов – время, остановившее свой бег, состояние покоя, отсутствие какого бы то ни было движения. Язвительные же реплики духа отрицания вынуждают Бога назвать своего верного раба Фауста и предложить черту пари: низведенный в бездну Фауст «чутьем, по собственной охоте… вырвется из тупика» (22).
«Пролог на небе», в общих чертах повторяя книгу Иова, существенно отличается от нее: именно Господь вызывает сатану на поединок, доподлинно зная о его исходе. Более того, любя Фауста и веря, что он победит все искушения и отстоит высокое звание человека, гетевский Бог, это олицетворение просветительского разума, признается в своей симпатии к Мефистофелю, бесу-искусителю, духу отрицания и демону зла, – чье назначение расшевелить человека, пробудить его от ленивой спячки, покончить с его самодовольством.
И Бог дает в спутники Фаусту не архангелов, а Мефистофеля, потому что только падший ангел может обеспечить движение (а в основе любого движения лежит закон отрицания отрицания) ищущей мысли ученого. Таким образом, во втором вступлении к трагедии заложены первоосновы литературного мифа, созданного гениальным писателем: Фауст и Мефистофель – два противоречивых лика одной души. Так Гете в поэтической форме выразил одновременно с Гегелем идею о диалектическом единстве и борьбе противоположностей.
Показательно, что самому олимпийскому небожителю из Веймара был близок не только фаустианский тип личности, но и мефистофельский. Недаром современники иногда воспринимали его в сатанинском ореоле. Например, немецкий поэт И.В.Л. Глейм так описал свое первое впечатление от встречи с 28-летним Гете, который в одном из веймарских салонов читал стихи различных авторов: «Но вдруг в декламатора словно вселился бес легкомыслия и задора, и мне показалось, что я вижу перед собою волшебного стрелка собственною персоною… Чего только он не фантазировал в этот вечер, и с каким остроумием! Иногда это были великолепные, хотя и мимоходом брошенные, отрывочные мысли. Авторы, которым он их приписывал, должны бы на коленях благодарить бога, если б такое вдохновение посетило их за письменным столом. Как только шутка открылась, веселье сделалось всеобщим…
– Это либо Гете, либо сам сатана! – крикнул я Виланду, который сидел за столом напротив меня,
– Оба вместе, – был его ответ»[19].
С другой стороны, в образе Мефистофеля Гете запечатлел черты своего старшего друга и наставника И.Г. Мерка (1741–1791), человека скептического ума и большого знатока людской природы. На склоне лет Гете признавался Эккерману: «Мы с Мерком относились друг к другу, как Фауст и Мефистофель…»[20] А в «Поэзии и правде» он называет своего застрелившегося от ипохондрии друга не иначе как «Мерк-Мефистофель»[21].
Мотив единства Фауста и Мефистофеля у Гете тесно связан с темой Иова, которая звучит в трагедии дважды – серьезно в ветхозаветном ключе в начале и дурашливо-пародийно в конце.