LITMIR.BIZ

      Уходи умирать на забытый чердак,

      забирайся под кровлю, заползи под пиджак,

      подбери свои ноги к плохому лицу,

      замыкайся в себе, приготовься к концу.

      Не увидишь усталых, растерянных лиц,

      оплывающий свет, закипающий шприц,

      не услышишь мышиной возни у одра,

      не случится продлённого в завтра вчера.

      Всё. Не нужен тебе ни обет, ни зарок,

      только здесь ты почувствуешь, сколь одинок,

      и впервые не нужно об этом сказать:

      просто худо тебе, больше нечего знать.

      Отпусти свою память и всё, что прочёл,

      всё, что верил – не верил, справедливостью счёл,

      лишь бы весь этот хлам позабыл, как не знал,

      невозможный вопрос возле губ не дрожал.

      Ещё страшней и одиноко,

      и на губах смиренья привкус:

      твой мир – всего один из многих,

      и вовсе он не в центре мира.

      От всемогущества – ни крошки,

      утерян взгляд судьбы особой,

      отметившей тебя с рожденья,

      и ты никем не опекаем.

      Ты можешь быть и можешь не́ быть

      и, согласись, совсем случайно

      ты в этой осени печальной.

      Природы жёсткое молчанье:

      ну что ж, живи, ты не мешаешь.

      Свободней нищих и погоды,

      ненужней луж и павших листьев,

      мне так впервые без надежды,

      без праздников и перерывов.

      Сегодня здесь случилась смерть старушки

      и, тупо глядя в отсвет фонаря,

      держа унылую больничную ватрушку,

      я вспомнил: ровно год, как нет тебя.

      И, понимая бесполезность даты

      (что мёртвому, в его пустой судьбе

      чередование рассвета и заката?),

      я пробую не думать о тебе.

      Ведь память, распуская свои перья,

      родное застит: обречённость глаз

      и то прекрасное, по сути, недоверье,

      с которым ты выслушивала нас.

      За ним уже проглядывало что-то

      чуть в стороне от страхов и рутин,

      бесстрастное, как чуждая природа,

      к которой ты была на полпути.

      А что уж говорить о нашем вздоре

      из утешений, доводов, молитв!

      («Кого ебёт, мой друг, чужое горе», —

      сказал мне одинокий инвалид).

      Как ты боялась приближенья ночи!

      И я, когда поверил, что умру,

      смотрел в её живое средоточье,

      в оконную дичающую тьму.

      Я различил корявый древний тополь,

      за ним неясный, призрачный завод,

      а дальше, как сказал поэт, Петрополь

      вставал из гиблых и глухих болот.

      Я всматривался в «чудище огромно»,

      не понимая, для чего я здесь,

      достаточно свободный и бездомный,

      чтобы считать своей любую весь.

      Когда от свёрнутого свитка ночи

      остался след

Скачать книгу