Скачать книгу

служб («До чего же все оно запоздало»), коррупцию внутри тред‐юнионов («Кондуктор Хайнс»), жилищные проблемы и многое другое. Описание драм и трагедий его героев – э то вызов, который писатель бросает сложившейся в британской литературе системе ценностей среднего класса: «В целом он литературный террорист, поскольку утверждает, что важнейшим аспектом терроризма в некотором роде является ниспровержение в искусстве» [Bohnke, p. 46]. Одним из аспектов данного ниспровержения и важной частью его терроризма является осознанное усилие осмыслить и «приподнять» обычную жизнь, создать искусство на материале отупляющих будней простых людей.

      Глазго – м есто, пространство, топос, мифологема, символ всей прозы Дж. Келмана. В книге «Три писателя из Глазго» он провозглашает:

      Я родился и вырос в Глазго

      Я прожил большую часть жизни в Глазго

      Это место, которое я знаю лучше всего

      Мой язык английский

      Я пишу

      В моих произведениях акцент Глазго

      Я всегда из Глазго и я всегда говорю по‐английски

      И это правда [Kelman, 1976, p. 83] (перевод наш. – О. С.).

      Исследователи творчества Дж. Келмана отмечают, что топография города воспроизводится в прозе писателя с детальной точностью, она реальна и узнаваема (например, путь ослепшего Сэмми из полицейского участка домой в романе «До чего же все оно запоздало» описан с точностью до каждого поворота и фонарного столба). Но, что не менее важно, его герои привязаны к Глазго и ощущают эмоциональную связь с городом:

      How d’you fancy a potted history of this grey but gold city, a once mighty bastion of the Imperial Mejisteth son a centre of Worldly Enterprise. The auld man can tell you all about it. Into the libraries you shall go. And he’ll dig out the stuf,f the real mccoybut son the real mccoy, then the art galleries and museums son the palacies of the people, the subways and the graveyards and the fucking necropolies, the football parks then the barrows on Sunday morning you’ll be digging out the old books and clothes and that… [Kelman, 1984, p. 90].

      Вторая литературная традиция, реализующаяся в прозе Дж. Келмана, – его связь с исканиями авторов так называемого второго шотландского Возрождения – проявляется прежде всего в его отношении к языку. Напомним, что литературные деятели «нового Возрождения» первой половины XX в. выступили с лозунгом No Traditions Precedences, «что означало отказ от свободного сочетания английского литературного языка с элементами скотс, предприняли попытку возродить шотландский язык путем синтеза скотс (отбиралась лексика из разных диалектов, а также из этимологического словаря шотландского языка Дж. Джемисона), оживления архаичной лексики… а также непосредственного обращения к гэльскому языку» [Бубенникова, с. 13].

      Дж. Келман не просто избегает использования нормативного британского английского, который он в многочисленных интервью и статьях провозглашает языком‐колонизатором, – в своих произведениях он уходит от него и лишь в редких случаях вводит реплики отдельных персонажей, как правило, представителей власти, на стандартном английском, сопоставляя его с языком персонажей и подчас добиваясь комического эффекта. Черта, которая бросается в глаза каждому читателю прозы Дж. Келмана, – в опиющая, вызывающая неграмотность повествования

Скачать книгу