LITMIR.BIZ

      Феномен Парижа причудливо переплетает идеальное и материальное. Отметим три момента.

      Первое. В анекдоте про «опять» – показана цикличность психологического времени. Герой сетует, что «опять хочется в Париж», его спрашивают – «уже были?», он отвечает – «нет». Повторяется только желание, поэтому «хочется опять».

      Ницше предупреждал об опасности спутать «вечное возвращение» (человек, как колесо) и зацикленность, когда человек «крутится» без всякого толка.

      «Хавель хавелим – суета сует», – сетует Екклесиаст. – «Аколь хавель – Все суета».

      Однако, суета хороша тем, что вызывает к жизни идею тайм-менджмента.

      Второе. Книга Хемингуэя о его жизни в Париже называется «Праздник, который всегда с тобой». Однако, сам Хемингуэй книгу так не называл. Авторская версия названия – «A Moveable Feast – Передвижной пир». Нам всегда лучше знать, что хотел сказать автор? Текст живет своей собственной жизнью…

      Ну, и третье. Когда этого требуют обстоятельства, идеалисты ведут себя, как вполне себе материалисты.

      «Paris vaut bien une messe, – сказал Генрих Наваррский. – Париж стоит обедни».

      Он был протестантом, но очень хотел стать королем католической Франции. Для этого надо было перестать быть протестантом и начать быть католиком. Варфоломеевская ночь, во время которой погибли тысячи протестантов, была всего за 20 лет до этого.

      Моральный компромисс?

      «Pourquoi pas, pourquoi pas», – поет Михаил Боярский в фильме про трех мушкетеров. – «Почему бы нет? Почему бы нет? Коль жизнью рискнуть сумеешь… Хитри, отступай, играй, кружись… Сживая врага со свету. А что же такое жизнь? А жизнь – сплошная дуэль со смертью».

      В итоге Генрих Наваррский становится королем Франции Генрихом IV Бурбоном. Успешный бунт превращается в революцию, а компромисс становится историческим решением.

      «Победителей не судят!» – становится крылатой фразой.

      Победители сами кого хочешь засудят.