Скачать книгу

и принялась искать…

      Сюжет – это ошибка, вот что я подумала.

      Слова

      Навеяно док. фильмом «Не будем проклинать изгнанье».

      Эмигрант возвращался в Россию после Второй мировой, после Победы. Советское правительство объявило нечто вроде амнистии эмигрантам. Конечно, его посадили. И десять лет он был в лагерях. Но он сказал, что эти десять лет были вроде платы за тот день, когда он вернулся в Россию.

      Он сошел на станции и спросил папиросы.

      – Нету, – сказал мужик.

      А мальчишка рядом с ним, в пиджаке с отцовского плеча, сказал:

      – Есть махорка.

      Мальчишка вытащил граненый стакан и насыпал в него махорку.

      Этот мальчишка в большом пиджаке, махорка, граненый стакан и были Россией. Эмигрант тоже был Россией. Вне России он как бы и не существовал. Он думал, что и России уже не существует.

      Мало того, что вокруг звучала русская речь. Фигурой этой речи являлся мальчик. И граненый стакан. И эмигрант. Потому что язык – это не слова. Слова сами по себе – шелуха. Язык – это, когда ты говоришь: «мальчик». И мальчик оглядывается.

      Конечно, конечно, конечно, все это сто раз известно, и мертвый язык тот, чьим словам нет уже соответствия в этом мире. Но в мире всех этих несуществующих соответствий нас не будет.

      За возвращение в живую речь, за повторное вступление в ту же реку, десять лет лагерей не показались людям чрезмерной платой.

      Игрушки

      Тоньше яичной скорлупы их оболочка. Она хрустела и рассыпалась, сверкающая пыль ранила руки. Я не могла ее смыть, она въедалась в кожу. Стекло? Наверное. Тонкое, хрупкое. Позолоченное, посеребренное.

      Они висели в воздухе на суровых нитках, воистину воздушные шары. В них отражалась комната. Возможно, в них отражалась вся моя жизнь. возможно, она в них заключалась, как жизнь Кощея в утином яйце. Впрочем, в яйце заключалась Кощеева смерть.

      Сейчас мне так кажется, не тогда, – вся моя жизнь в стеклянном круглом шаре, воздушном, на суровой черной нитке, под новый, новый, новый, новый год.

      Его серебряная пыль – в старой картонной коробке, в черном бабушкином сарае.

      Нету уже ни коробки с состарившейся ватой на дне, ни сарая, ни досок его, ни толя с его крыши, ни птицы, которая по той крыше ходила.

      Опасность книг

      Если книги опасны, они имеют значение. Имеют смысл. Они не зря написаны. Даже бездарные и забытые.

      В романе Рея Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» книги сжигают из страха потерять власть. Бумага горит отлично, горят слова, горят, но в памяти остаются. Люди помнят книги наизусть. Этого достаточно. Бумага не столь важна, пусть горит. Книги – это не бумага.

      Значение бумаги, типографской краски, переплета, печати и опечаток – имеют неотъемлемое значение в романе Михаила Елизарова «Библиотекарь». Книга имеет значение как вещь.

      Памяти недостаточно. Она практически не нужна. Книга – главное. И процесс чтения. Непрерывный и тщательный. Именно этой книги. Не этого текста. А этого текста в этой книге. Копия не пройдет.

      Идея

Скачать книгу