LITMIR.BIZ

Скачать книгу

elles pouvaient demander à l’être pleinement, c’est à dire juridiquement parlant».[109] Так слово citoyen привносит во внеязыковую реальность качества и признаки понятия, которое оно выражает.

      Эти изменения во французском языке встречают иронические отклики в официальной российской публицистике (напр., статья «Признаки кружения голов французских» в «Вестнике Европы»). «В российском контексте подобные разграничения изменений в личных обращениях оценивались как бессмысленные, так как слово «гражданин» имело политически нейтральное значение и не вызывало ассоциаций с идеями социального равенства»,[110] а гражданское общество и государство не осмыслялись в антагонистическом ключе.[111]

      Общество обозначалось словом гражданство (в последней трети XVIII в. употребляется параллельно слову общество, постепенно уступает ему в частотности и уходит к началу XIX в.).[112] На этом этапе гражданство оказывалось более прозрачным термином для обозначения «общества», под которым понималась совокупность граждан-подданных.

      Таким образом, в период последней трети XVIII в. русское слово гражданин становится социально-политическим понятием – в той системе государственно-правовых отношений, которая «транслировалась» властью и в которой оно выступало синонимом подданного, но в отличие от этого последнего, обладало очерченной смысловой структурой, предполагающей иерархию «подчинений» и обязательств – как между согражданами, так и перед отечеством.

      «Самодержавие в России второй половины XVIII в. будет ограничено не «гражданином», требующим гарантированных законом прав, а личностью с независимой духовной жизнью, и не в области политики, а в сфере внутреннего мира фрондирующего дворянства».[113]

      Смысловая модель «гражданин – общество». Приведенные выше слова историка Е. Н. Марасиновой относятся именно к истории общественно-политических отношений в России. Но отмеченная роль личности в преодолении заданной смысловой структуры гражданин – общество является определяющей и для семантических сдвигов в терминологии русского социально-политического языка. Этими личностями стали «интеллектуалы», хорошо знакомые с европейскими идеями и, фактически, находившиеся в ситуации франко-русского двуязычия, что делало простым пересечение границ понятийных систем двух языков.

      Так, вернувшись из Европы, куда он был направлен Екатериной II с группой других русских студентов, А. Н. Радищев в 1773 г. переводит с французского книгу просветителя Мабли «Размышления о греческой истории». Разумеется, перевод имеет целью не только ознакомление русского читателя с древнегреческой историей. Отсюда некоторые «вольности». Так, слово déspotisme Радищев переводит как «самодержавство» и сопровождает главу следующим примечанием: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общей воли… Если мы уделяем закону часть наших прав и нашей природной власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом

Скачать книгу