Скачать книгу

сразу в дальний боковой тупик.

      Диван, два кресла… И, не говоря ни слова… Не дает рта раскрыть, а и не нужно… Губы настойчивые, откровенные, вся плотно, сильно прижимается, руки на шее, вот уже под пиджаком, сумочку швырнула на диван.

      Двери балконного яруса открыты, в них стоят, внизу пустили безбилетников, сняли контроль, пришли сами послушать.

      – И две ласточки, как гимназистки, провожают меня на концерт…

      Ничего нет вокруг, не существует, нет нас самих, себя не помним.

      Когда удается дышать, в шутку подтягиваю шепотом голосу из зала, поющему на бис:

      – Мадам, уже песни пропеты и нечего больше сказать…

      Тесню ее к дивану.

      – Только не тут! Пойдут – и не заметим.

      Толкаю за диван, она кладет руки на бархатную спинку. Смотрит вперед, держит обзор перед собой, следит за спинами стоящих в дверях на балконы.

      Боится…

      Под красным платьем шелковый розовый пояс, резинки на нем держат чулки с ровными швами…

      Теперь быстрее выбраться из этого закутка. Вниз, в гардероб.

      На лестнице ни души, держимся за руки.

      – Ты сумасшедший.

      – Точно. А как ты?

      Молчит. Ладонь у нее теплая и влажная. Бормочет:

      – Запомнится… этот театр. Как храм был для меня, когда попала сюда с Колымы…

      Внизу вдруг останавливается и ни с места, уперлась, как коза.

      – Давай, Саша, пока народ не повалил.

      Молчит, переминается, ни ну, ни тпру.

      – Ну что ты, Саша?

      – Писать…

XII

      У Теодора Березкина, видно, что-то есть такое в характере или в судьбе, в житейских линиях его семьи, такое вот умение или везение торчать на форпостах, впереди чего-то.

      В десятом нашем классе он занимает первую парту, один, без соседа, в правом ряду, ближайшем к двери. То ли для экстренной эвакуации на переменку, то ли для экстренной посадки при опоздании. А на улице Энгельса он с родителями живет в доме, который не обминешь, когда идешь во двор нашей Африки.

      В комнате, где он живет, есть пианино, старое-престарое, с потертыми желтыми лапками педалей, с тысячью точек, дырочек, оставленных шашелем на когда-то черном, а теперь непонятно какого цвета лаке.

      И вот однажды эта рухлядь ископаемая заиграла!

      А было так. Слоняемся по улицам и по дворам, тоскливо. И кто-то опять завел надоевшую всем песню о подработках Кима Левина, музыканта нашего, рыжего математика, в кабаках по праздникам. Как раз и сам Ким с нами в эту минуту, упоминает про слоуфокс «Зима», а мы еще не слышали его. Тут же берем Кима под белы ручки. Тут же ведем по направлению к Африке. И тут же соображаем, что есть форпост Березкина, что незачем искать другое пианино. Да и не найдешь, незачем углубляться во дворы.

      Тед дома. Все рассаживаются. Человек пять на диване, на самом сиденье и на круглых валиках по бокам, на стульях трое, Тедя на кровати. Итак, мы с Колей, Алик Кузнецов, Олег Красовский, Ленька Баруха, Геман, он же Люсик Энгельгардт и Алик Иванов, и Миха Порох. Лявы опять нету, Сондера тоже.

      Ким садится на табурет у пианино. Тедя сгребает хлам

Скачать книгу