LITMIR.BIZ

Скачать книгу

навстречу. Холодок под ложечкой, но быстро становится тепло.

      – Значит, идем слушать нашего тезку, да? Если учесть, что мама тоже Александра, то полный набор.

      – Мама?

      – Я не говорила? Александра Алексеевна, Тёть Шур, как в песенке бывших зеков.

      Мы в первом ряду бельэтажа. Все кругом забито. Все возбуждены. Пахнет духами, пудрой.

      Саша в красном платье с глубоким вырезом. Золотая цепочка на шее сзади чуть опускается к спине. Спины всей не видно, а жаль, там все такое же, наверное, как и ее шея, белая с розовым от электрического света огромной люстры под потолком, рожков светильников позади нас, на стене.

      Она по-новому убрала волосы, вверх зачесала, шея теперь открыта вся, опять тянет сказать – высокая, как и про пальцы раньше.

      Свет плавно гаснет. Занавес поднимается. На сцене в ярком свете у черного рояля высокий, бледный, немолодой человек в черном фраке с атласно-черными лацканами и с белой розой или хризантемой с левой стороны.

      Отчетливо говорит, мягко раскатывая, как будто по-французски, букву Р:

      – Чужие города.

      Маленький лысый человечек за роялем осторожно трогает клавиши. И очень музыкальный голос, это сразу чувствуешь, с переживанием, немного слащаво начинает:

      Принесла случайная молва

      Милые, ненужные слова:

      Летний сад, Фонтанка и Нева…

      Вы, слова залетные, куда?

      Здесь шумят чужие города,

      И живут другие господа.

      Мы для них чужие навсегда…

      Обвал аплодисментов. Певец делает шаг вперед и благодарно опускает бледное лицо. Видны залысины, белые большие уши.

      – Дядя хороший, – говорит Саша, прислоняясь теплой щекой. – Только изломанный. Что-то в голосе, в руках такое.

      – Мадам, уже падают листья, – объявляет певец новую песню.

      В партере легкий шум и хлопают. Наверное, это знакомо многим с каких-то давних пор.

      – Мадам, уже падают листья, – не то поет, не то проговаривает Вертинский. – И осень в смертельном бреду…

      И бедная ломака, еще девочка совсем, обманутая его игрой, сцепляет пальцы рук, идет на полусогнутых, на каблучках, делает одолжение:

      Вас слишком испортила слава,

      А впрочем, вы ждите, приду.

      В публике смех и тихо хлопают. На сцене, как в кино, сменяются картинки.

      Он:

      Я жду вас, как сна голубого,

      Я гибну в любовном огне,

      Когда же вы скажете слово,

      Когда ж вы придете ко мне?

      И взгляд опуская устало,

      Шепнула, как будто в бреду…

      Она:

      Я вас слишком долго желала,

      Я к вам никогда не приду.

      Опять взрывается овация. Вот в этом городе, где все какое-то натруженное, серое, где сапоги даже в театре, и где погоны, кители и ватники (ватоўкi), где работяги, шоферюги и камвольщицы, тонкосуконщицы, где тетки в кацавейках скалывают лед тяжелыми ломами на тротуарах у тортов новых кварталов, здесь с полуслова понимают какой-то пляж, осенний бред, кривляние и картавость, здесь с полулета ловят что-то благополучное и утонченное, заморское, капризное, предназначенное

Скачать книгу