LITMIR.BIZ

"Отцы и дети" – автобиографический богоискательский роман – книга о нас и о нашем времени. Ибо эпохи в России словно играют в «дочки-матери», меняясь местами. Сегодня правы отцы, завтра – дети, послезавтра – опять отцы.

Подробнее

Как может человек с двумя (!) классами образования насочинять на 40 томов? Изобрести громоотвод, стать крупным ученым в области исследования электричества, посвятить часть трудов теории духовой музыки. Написать труды в области метеорологии, теории кораблестроения. Уже в 12 лет он прочел Локка, к которому возвращался не раз. К 17 годам был так начитан, что люди считали его просветителем. По его идее создан Пенсильванский университет. Такой исключительный человек смотрит на нас со стодолларовой купюры. Это один из отцов-основателей США, Бенджамин Франклин, еще во времена рождения американской нации своим примером реализовавший идею of a self-made man. Гуманист, поэт, враг рабства, расположивший к себе интеллектуалов в Англии, враждебной Англии, и во Франции. В 1776 году, когда Декларация о Независимости была написана и подписана, ему было 70 лет, и никто не собирался отпускать его «на пенсию». Лекция Наталии Басовской, посвящённая Бенджамину Франклину, будет интересна тем, кому близки идеи самообразования и self-made.

Подробнее

В рамках нового цикла о самых значительных браках в мировой литературе Дмитрий Быков рассмотрит историю отношений Блока с Любовью Дмитриевной Менделеевой. Она была неоднократно описана, но по большей части очень приблизительно и неточно. У нас есть два документа, которые позволяют пролить некоторый свет на этот роман. Есть воспоминание Андрея Белого и его трилогия «Между двух революций». Есть записки самой Любови Дмитриевны – честные до физиологической откровенности. Кроме того, об Александре Блоке слагались небылицы, которые увидели свет только в позапрошлом году. История темного, странного, между тем необычайно плодотворного романа между Блоком и Любовью Менделеевой прошла те же три фазы, через которые проходило творчество поэта: как есть три книги блоковской лирики, три тома и три этапа его жизни, так есть и три этапа их романа – всегда мучительного, во многом патологического, но, тем не менее, для Любови Дмитриевны очень счастливого. Для нее счастливого, но не для самого Блока.

Подробнее

На самом деле, ничего удивительного в Нобелевской премии, которую получил Боб Дилан, нет: его прочили в лауреаты уже последние лет пять. Между тем, важно другое – человек, которого большинство людей знали как автора песен, был удостоен главной литературной награды. Официально формулировка Нобелевского комитета звучит, как водится, витиевато: «За создание новой поэтической выразительности в рамках американской песенной традиции» – то есть Дилан оценен не столько как музыкант, а как поэт (а если копнуть глубже – то и как прозаик, ведь свою прозу он пишет с оглядкой на песенное творчество). Но мы поговорим именно о Дилане литераторе: ведь исключительно благодаря своему литературному таланту он кардинально поменял критический взгляд на рок-музыку. До Дилана её рассматривали как развлекательный жанр, Дилан же перевёл рок в категорию искусства. Так что о значении Дилана для современного искусства мы с вами и поговорим. Ну и, конечно же, послушаем его музыку, куда ж без нее.

Подробнее

«Сегодня мы поговорим с вами о символике еды в мировой литературе, и тому есть три причины. Первая – довольно очевидная. В кризисные времена человека должно выручать воображение, он должен уметь думать о еде абстрактно и с помощью нейролингвистического программирования насыщать себя. В свое время Диоген – как известно, человек кинического склада – публично мастурбировал, говоря: «Вот бы и над голодом получить такую власть». Утолять голод простым поглаживанием брюха. На самом деле это возможно. В свое время я перестал пить именно благодаря этому…»

Подробнее

«Лекция посвящена творчеству русского классика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, более всего пострадавшего от того, что в России был примерно семидесятилетний период марксистского литературоведения, которое совершенно замолчало или извратило этого, в сущности, глубоко религиозного писателя. Из него сделали памфлетиста, причем памфлетиста третьеразрядного, от всего его наследия более или менее актуальными и входящими в повседневный круг чтения остались только сказки. И в некоторой степени «Господа Головлевы». Может быть, самое эффектное, но далеко не самое удачное его произведение…»

Подробнее

«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…»

Подробнее

«Этой лекции сопутствует добрый дух скандала, как сказал когда-то Набоков о книге Годунова-Чердынцева, потому что без скандала нет успеха. Дело в том, что наша предыдущая лекция сподобилась вызвать гнев сообщества «РУ. Пелевин». И они даже обещали сегодня обязательно прислать кого-нибудь из своих людей, чтобы дать мне по лбу, не знаю только – морально или физически. В любом случае, я вас, ребята, приветствую, потому что благодаря вам я многое понял…»

Подробнее

«Мы имеем с вами отличный шанс убедиться, что главное в успехе лекции – не лектор, а тема. Потому что Виктор Пелевин – писатель, который доставляет нам, как сказали бы китайцы в английском переводе, «triple delight» – знаменитое название блюда из трех составляющих: морупродуктов, мяса и курицы…»

Подробнее

«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…»

Подробнее