LITMIR.BIZ

Процесс над поджигателями начался 12 сентября 1812 г. в доме Долгоруковых на Покровке (совр. дом № 4). В тот же день был напечатан бюллетень, в котором говорилось, что учреждена комиссия «по приказу императора и короля» «для отыскивания и суждения виновных и участвующих в пожаре, который случился в разных местах в городе Москва 14, 15, 16, 17 и 18 числа сего месяца, и который после продолжался». Приведенная в бюллетене информация о числе обвиняемых несколько расходится с данными Ростопчина. Перед судом предстало двадцать шесть москвичей. Созданная оккупантами Военная комиссия под председательством главного судьи Великой армии генерала Ж. Лоэра приговорила десять человек к расстрелу, а остальных – к тюремному заключению и обязанности присутствовать при исполнении приговора. Очевидцы, присутствовавшие на этом судилище, вспоминали, что часть обвиняемых подтвердили, что имели приказ поджигать дома в Москве. На суде были предъявлены «вещественные доказательства»: фитили, ракеты и прочие легковоспламеняющиеся средства. Казнили приговоренных к смерти на следующий день у стен Новодевичьего монастыря. После расправы каждого из убитых привязали к столбу, обозначив табличкой со словами «Поджигатели Москвы».

Сожжение Москвы казалось, видимо, вполне логичным после сожжения Смоленска. Недаром, после оставления русской армией Смоленска 12 августа Ростопчин писал Барклаю: «Когда бы Вы отступили к Вязьме, тогда я возьмусь за отправление всех государственных вещей и дам на волю убираться, а народ здешний… следуя русскому правилу – не доставайся злодею, – обратит город в пепел, и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица… Он найдет пепел и золу». Приказ Ростопчина о вывозе из Москвы всех средств пожаротушения и пожарной команды можно расценивать как непосредственную подготовку к сожжению Первопрестольной. Однако, если бы пожарные трубы были оставлены в Москве, то большую часть зданий удалось бы отстоять в борьбе с огнем. Характерный пример – судьба Воспитательного дома, который сохранился исключительно благодаря тому, что несколько пожарных труб в доме все-таки нашли и использовали для тушения огня. Роль пожарной команды в данном случае выполняли служащие дома во главе с его надзирателем Иваном Тутолминым, героически боровшиеся за спасение здания.

Ростопчин позаботился и о поджоге домов своих близких. Так, он приказал спалить дом Протасовых, родственников своей жены: «У барышень Протасовых был в Москве дом на Пречистенке; в 1812 году оставался в нем дворник, который хотел беречь его вопреки неприятелю; раз ночью, когда он караулил его, он увидал верхового, который поравнявшись с домом Протасовых, выстрелил из пистолета; дом загорелся, дворник принялся кричать, но верховой сказал ему: «Молчи, это приказал Федор Васильевич. Дворник пошел с этим известием к барышням, уверяя их, что дом, верно, прежде еще был чем-нибудь намазан, что так легко загорелся от выстрела. Он сгорел со всем, что в нем было», рассказывала современница (Воспоминания Е.И. Елагиной и М.В. Беэр // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. – М.:, 2005).

Речь, судя по всему, идет об улице Каретный ряд.