LITMIR.BIZ

Скачать книгу

голос отца. – Хава!

      Потом:

      – Морта! Морта!

      – Он зовет меня, – сказала Морта Семену.

      – Пусть зовет!

      – Семен! Семен! – рокотал голос Ешуа. – Ты мать не видел?

      – Не видел. Не видел. Никто ее никогда не видел, – тихо промолвил прыщавый Семен.

      Корчмарь Ешуа распахнул дверь.

      – Вы почему не отзываетесь? – предчувствуя что-то дурное, спросил он.

      – Тише, – одернул его прыщавый Семен. – Тише. Мать спит.

      – Где?

      – Вот, – буркнул сын.

      Ешуа стоял на пороге и боялся приблизиться к кровати. Шаг шагнет и встанет, шаг шагнет и встанет.

      – Почему она спит в твоей кровати? – бросил он издали.

      – Потому что с тобой ей холодно, отец. Холодно…

      – Хава! – закричал корчмарь, бросился к кровати и, одетый, плюхнулся рядом с покойницей. – Хава!

      – Перестань! – сказал прыщавый Семен.

      – Господи! – кусал подушку Ешуа. – Господи!

      Он вдруг привлек к себе мертвую жену и осыпал ее торопливыми слюнявыми поцелуями.

      Прыщавый Семен отвернулся.

      Морта стояла у изголовья и крестилась.

      – Уходите, – попросил корчмарь. – Уходите! Оставьте нас вдвоем. Слышите?

      Прыщавый Семен встал и, не сказав ни слова, направился к двери.

      – Оденься, Симонас, – взмолилась Морта и, схватив его одежду, кинулась за ним.

      – Хавеле, – прошептал Ешуа, когда сын и Морта вышли. – Ты вчера обещала зажарить оладьи из свежей картошки. Ты же, Хавеле, знаешь, как я люблю твои картофельные оладьи…

      Он погладил ее волосы, потрогал золотую серьгу:

      – Господи! Какие у тебя красивые волосы!.. Какие они живые! Ты напрасно смущаешься и закрываешь глаза… Подумаешь – что я тут такого сказал? Я сказал, что люблю твои картофельные оладьи, и только… Пойдем, Хавеле, пойдем… У нас, слава богу, есть своя кровать. В своей кровати мягче. Там каждая блоха знает, как я люблю твои картофельные оладьи и твои красивые волосы… Господи! Господи!

      Его душили слезы, но слез не было. Раньше Ешуа плакал по любому, даже самому ничтожному, поводу. Слезы дарили облегчение, смывали с его лица и души жесткость и угрюмость, делали его молодым, прежним, возвращали к той поре, когда он, ретивый, неунывающий отпрыск рода Манделей, колесил по Литве в поисках неверного, летучего, как дым, еврейского счастья. Но сейчас возле мертвой посиневшей Хавы он не мог выдавить ни единой слезы. Слезы изменили ему, оставили, в горле першило, как от липового меда, голова разламывалась от пустоты и бессилия, а в ушах стрекотали кузнечики. Ешуа вдруг учуял подпольный трупный запах и судорожно принялся заглатывать тошноту.

      Он подошел к буфету, вынул графин и впервые в жизни налил себе в высокую серебряную чарку водки, закрыл глаза и выпил залпом, и водка обожгла его кошерный пищевод, распугала кузнечиков, и вдруг стало щемяще легко и ясно.

      С чаркой в руке вернулся Ешуа к кровати, уставился на Хаву и – опять-таки впервые в жизни – просветленно и отчаянно сказал:

      – За тебя, Хава! За твою доброту и

Скачать книгу