Скачать книгу

будто покидаешь большую землю, но и чувство, что прибываешь в место уединенное, обособленное, изолированное. Это относится и к Норильску. Карл Штайнер комментирует подготовку к пересылке заключенных:

      Впервые кто-то произнес слово «материк». Норильск не является островом, но его огромная удаленность от «большой земли» и тот факт, что в Норильск можно попасть только по воде и по воздуху, создавали впечатление, что мы и в самом деле находимся на острове. В данном случае в расчет принимался не географический фактор, а человеческие чувства (ШК 338).

      Авторы всех отчетов о годах лагерей на Колыме всегда говорят о материке, когда имеют в виду Россию. Земли своей тоски, куда стремится душа, оттуда можно было достигнуть лишь морем.

      Те, кого этапировали по суше, тоже пишут о переживании непреодолимости пространственных расстояний, отделяющих лагерь от оставленного мира. И то и другое – и воды Охотского моря, и просторы Сибири – воспринимались как невероятно протяженное неструктурированное пространство. Во многих текстах описывается мучительное чувство дезориентации во времени и пространстве, которая появлялась в нередко длившихся неделями поездках на товарных поездах (откуда не видно было ни табличек на перронах, ни часов). Когда в заключении предстояло провести по меньшей мере пять, а чаще десять или пятнадцать лет, в местах, удаленных от места отправки (то есть ареста), нередко Москвы или Ленинграда, примерно на шесть тысяч километров, пространство и время приобретали иные измерения. Переживание времени в лагере тоже отличалось от привычного восприятия дня и ночи: время могло сжиматься (внезапно наступающие события), могло нестерпимо растягиваться в изоляторе или карцере – или в камере смертников, когда неизвестно было, сколько еще ждать расстрела. Идея бесконечно тянущегося времени преследовала всех, кто в заключении вынужденно сталкивался с непредсказуемостью временных отрезков. Откровенная «расточительность» обращения с лагерными сроками могла выражаться в том, что заключенный, который отбыл срок и мог рассчитывать на освобождение, повторно арестовывался и без указания причин снова приговаривался к пяти годам. О подобных пересмотрах срока заключения, жертвой каковых стал и он сам, сообщает Карл Штайнер. За решительный отказ сделать ложное признание ему добавили еще пять лет. По окончании лагерного срока следовал, как правило, период ссылки.

      Исчезновение в этом островном мире кажется концом всего, что было прежде, расколом всей жизни на «до» и «после». В большинстве текстов этот опыт столкновения с альтернативным миром, где знакомый мир и его традиции утрачивают всякий вес, описывается как разлом, знаменующий начало чего-то невообразимого. Название монографии Франциски Тун-Хоэнштейн «Ломаные линии» (Gebrochene Linien)221 отсылает к одному образу Юрия Тынянова, помимо прочего содержащему идею внезапности и насильственности. Всем писавшим о лагерях важно было не только передать свой переломный опыт, но и попытаться постичь непостижимое при помощи концепции

Скачать книгу


<p>221</p>

Наряду с «Ломаными линиями» Тун-Хоэнштейн к этому семантическому полю принадлежит «Разорванная память» Щербаковой.