LITMIR.BIZ

      Сидит гранатом перезрелым,

      сосёт под вяленость пивко,

      что в кружке тёмно-запотелой

      прикрыто пенистым плевком.

      Струится пот со лба на щёки,

      помятых лет смывая грим.

      И вдруг бормочет одиноко:

      «Вот пью, жена ушла с другим».

      И снова взглядом в кружке шарит…

      О, баснословные года,

      когда в гордыне разрушали

      за жён неверных города!

      Моложав ещё, весел, разумен

      в разговорах, но камень литой

      тьмы зрачков говорит, что безумен

      этот узник палаты шестой.

      Не обманешь прищур психиатра,

      да и я в нём узрел эту боль,

      залетевший сюда для возврата

      из угрюмой страны Алкоголь.

      Заплетя в невода разговора

      чувств его потаённую плоть,

      я сумел пред собой, хоть не скоро,

      камень чёрной души расколоть.

      Он шептал мне, впустив в свои вежды

      полыхавший огонь голубой:

      «Тело можно менять, как одежду,

      оставаясь при этом собой.

      И с оглядкой (медбратьев боялся)

      освещал ещё глубже вопрос:

      «Сам не раз я перерождался,

      покрывал за минуту сто вёрст

      и отца (когда был я ребёнком,

      затянул он на шее петлю)

      находил не в загробной сторонке,

      а в соседнем российском краю.

      Врут попы, что гореть ему в адском,

      скоро в дом он вернётся опять!..

      Слышал я, есть про то у Блаватской,

      мне бы книги её почитать.

      Мне бы знаний поболе, тогда бы

      я давно шелестел на лугу,

      а то стал здесь беззубым и слабым,

      перерождаться уже не могу.»

      И шпионски вокруг озираясь,

      потирая отросший живот:

      «Двадцать лет уж не видел, как аист

      у соседа на крыше живёт.

      Вот вернусь на село и увижу…»

      И смолкал, уязвлённый тоской,

      к Правде Бога рассудочных ближе

      этот узник палаты шестой.

      В подлом быте гламура и думцев,

      душ, зарытых в деньгах и тряпье,

      Время Бога нам дарит безумцев,

      чтоб мы знали, что есть Бытие!