Скачать книгу

«От такого позора унизительного,

      в самом деле, как рот мой зашевелится [говорить] про это?

      Такой вздор зачем нести мне ради него?

      Пускай помрёт предатель с нравом Иблиса!»

      Сказал хваджа: «Нет, не бойся, дай вздохнуть ему,

      чтобы отступила болезнь от него из-за такой милости сладкой.

      295 Помешать ему, о крадущая сердце, ты мне предпиши,

      позволь, чтобы выздоровел наш худосочный мечтатель».

      Когда рассказала измотанному [рабу] госпожа такое,

      не стало хватать места для чванства [его] на земле.

      Он окреп, потучнел, стал краснощёк и расцвёл,

      как красная роза, тысячу благодарностей произнося.

      Время от времени он приговаривал: «О госпожа моя,

      не дай Бог, окажется это коварством и уловкой».

      Хваджа собрал [гостей] и позвал:

      «Я заключаю для Фараджа брачный союз»,

      300 чтобы собравшиеся кокетничали, крича [ему:]

      «Эй, Фарадж, да будет благословен твой союз!»

      В результате ещё больше удостоверился Фарадж от их речей,

      болезнь от него отступила целиком и полностью (букв.: с корнями).

      После чего, в ночь брачного шатра, он [= хваджа] искусно

      [руки и ноги] одного юного педераста покрасил хной, как у женщины.

      Он расписал его предплечья так, как у невесты,

      стало быть, показал ему [= Фараджу] курицу, а дал петуха —

      в вуаль и одежды красивых невест

      педераста дородного он облачил.

      305 Свечу в уединении быстро потушив,

      остался индиец [один на один] с таким педерастом грубым.

      Тщедушный индиец заорал и завопил,

      снаружи его не услышал никто из-за [свадебных] бубнов женщин.

      Удары в бубны, хлопанье в ладоши, крики мужские и женские

      заглушили крики того кричавшего.

      Пока день не настал, он [= педераст] на тщедушного индийца налегал,

      тот был как перед собакой мешок с мукой[39].

      Утром принесли таз [для умывания] и просторную верхнюю одежду,

      по обычаю зятьёв, Фарадж отправился в баню.

      310 Вошёл в баню он, страдая в душе,

      с разорванным анусом, похожим на лохмотья печных воришек[40].

      Вернулся из бани он в брачный шатёр посмешищем [всем]:

      перед ним сидела дочь [хваджи, одетая] как невеста.

      Мать её там [тоже] сидела стражем,

      чтобы не допустить, если он сделает днём попытку.

      Какое-то время он смотрел на неё упорно,

      затем обеими руками[, как коршун,] выдал ей десять [пальцев][41],

      сказав [при этом]: «Пусть ни у кого уже не будет союза

      с такой, как ты, ужасной, злотворной невестой!

      315 Днём лицо твоё – это лицо девушек цветущих;

      [а] твой мерзкий член ночью – хуже члена осла».

      [***]

      Так же и все удовольствия этого мира

      довольно приятны издали до [настоящей] проверки:

      они кажутся при взгляде издали [освежающей] водой,

      при приближении к ним они оказываются миражом.

      Дряхлая старуха

Скачать книгу


<p>39</p>

Как и при переводе отдельных, с точки зрения современного персидского языка, скабрезных мест в предыдущих дафтарах «Маснави», эти четыре бейта (305–308) Р. Николсон предпочёл дать в переводе на латынь. Остаётся открытым отдельный вопрос о наличии аргоизмов вообще и критериях для определения так называемой нецензурной лексики, или мата, в средневековом персидском языке. См.: [Nicholson. Mathnawi. Р. 274].

<p>40</p>

Тунийан (تونيان) – букв.: ‘печные’ (от тун (تون), букв.: ‘печь’) – средневековые нищие и бомжи, использовавшие топки и печи в банях в качестве ночлежки и воровавшие одежду у тех, кто приходил в баню помыться.

<p>41</p>

«Выдать десять» (ده دادن) – идиома, описывающая магический жест, при котором человек с растопыренными пальцами разведённых в стороны рук как бы набрасывается коршуном в направлении лица другого человека, одновременно насылая на того вербальное проклятие. Эта же идиома используется автором ниже в значении проклятия, сопровождающего этот жест.