LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      – А из чего мак делают?

      Я:

      – Мак растет.

      – А почему он черный?

      Я:

      – Потому что созревший.

      – Правда, ведь внутри у него комнатки, и в каждой такой комнатке понемножку мака?

      Я:

      – Угу.

      – А со всего сада наберется целая тарелка мака?

      Его понятие о саде состоит из четырех-пяти представлений, мое – из сотни, из тысячи. Это так ясно, и все же только благодаря этому его вопросу я над этим задумался. Здесь кроется причина многих внешне нелогичных детских вопросов. Поэтому нам так трудно найти общий язык с детьми – они, употребляя те же слова, что и мы, вкладывают в них совсем иное содержание. Мои понятия «сад, отец, смерть» – это не его «сад, отец, смерть».

      Отец-врач показывает пулю, которую он вынул у раненого во время операции.

      – Тебя, папочка, такой же пулей убьют? – спрашивает восьмилетняя дочурка.

      Деревня и город тоже не могут понять друг друга, как хозяин и раб, сытый и голодный, молодой и старый и, быть может, мужчина и женщина. Мы только притворяемся, что понимаем друг друга.

      Стефан всю неделю равнодушно смотрел, как его ровесники съезжают на санках с разных горок и пригорков. Такое сильное искушение: ведь сам он работает у столяра. Еще до обеда он с Дудуком делал кровати для больных, а вечером явился с санками.

      – Я только два раза прокачусь.

      – Два, а не три? – недоверчиво спрашиваю я.

      Улыбается, помчался. Его долго не было. В избе было пусто и тихо; для меня остается тайной, почему Валентий, который все еще брюзжит, что, мол, не было у бабы хлопот – купила порося, два раза порывался звать его домой: может, и ему стали необходимы мои вечерние занятия со Стефаном?

      Вернулся, сел – ждет.

      – Санки хорошие?

      – Не объезженные еще.

      Я задал безразличный вопрос, ничем не выдав, что всей душой на его стороне, что полностью прощаю ему опоздание – не ему, а этому румянцу спокойного здорового возбуждения. И он понял и хотел воспользоваться: протянул руку к шашкам, глядя на меня вопросительно.

      – Нет, сынок.

      Без тени протеста, наоборот, с удовольствием он берет книжку. У меня создалось впечатление, что, уступи я, ему было бы неприятно.

      – Но без часов, – говорит он быстро.

      – Почему?

      – С часами кажется, что кто-то стоит над душой и погоняет.

      Читает. Так он еще не читал. Это было вдохновение. Я удивлен – ушам своим не верю. Он не читает, а скользит по книге, как на санках, преодолевая стократным усилием воли препятствия. Весь неизрасходованный азарт спорта он переносит на учебу. Теперь я уверен, что поправлять ошибки при чтении – бессмыслица, он меня не видит и не должен видеть – он один на один со своей стремительной волей.

      Беру ручку – записываю.