Скачать книгу

«мощных по своим импульсам „Комедии“ и „Потерянного рая“»[234]. Убедительность этого мнения подтверждается редкостным вниманием Пушкина к Данте. В том же 1825 г. в стихотворении «Андрей Шенье» он писал:

      Меж тем как изумленный мир

      На урну Байрона взирает,

      И хору европейских лир

      Близ Данте тень его внимает,

      Зовет меня другая тень…

(11-1, 397)

      Академик Благой был уверен, что имена поэтов оказались рядом благодаря поэме Байрона «Пророчество Данте», о которой Пушкин, конечно, знал, как, впрочем, и о той высокой оценке, которая дана автору «Комедии» в четвертой песне «Странствий Чайлд-Гарольда». Но, кажется, этим не исчерпываются пушкинские ассоциации. Ситуация, переданная поэтом третьим и четвертым стихом, напоминает одну из песен «Ада», где Данте зрит «сильнейшую из школ», «семью певцов»,

      Чьи песнопенья вознеслись над светом

      И реют над другими, как орел.

(IV, 95–96)

      Поэт увенчивается «величавым титулом» и приобщается к их собору. Именно это и создает в пушкинском стихотворении реминисцентный фон, уподобляющий Байрона Данте Алигьери.

      В следующем году из-под пера Пушкина появляется «Пророк». Источником этого стихотворения не без основания принято считать книгу пророка Исайи: «Тогда прилетел ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника и коснулся уст моих, и сказал: вот это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено, и грех твой очищен»[235]. По мнению С. А. Фомичева, еще более точек соприкосновения у пушкинского стихотворения с легендарным событием, которое произошло, согласно Корану, на четвертом году жизни Магомета, когда ему явился архангел Гавриил, и, вынув сердце у Магомета, очистил его от скверны и наполнил верой, знанием и пророческим светом[236]. На наш взгляд, эти наблюдения могут быть дополнены еще одним, касающимся одной из терцин одиннадцатой песни «Рая»:

      L'un fu tutto serafico in ardore;

      Faltro per sapienza in terra fue

      di cherubica luce uno splendor

(37–39)

      Один пылал пыланьем серафима;

      В другом казалась мудрость так светла,

      Что он блистал сияньем херувима.

      Комментируя эти стихи, известный дантолог Карл Витте, в частности, писал: свойство серафимов, имя которых у Дионисия переводится словом «согревающие», состоит в пылании к богу и в сообщении этого пыла другим; свойство же херувимов, имя которых означает «полнота познания», заключается в озарении лучами божественной истины, то есть в сообщении другим богопознания[237].

      Стихи Данте и комментарий к ним вряд ли в данном случае привлекли бы внимание, если б не одна знаменательная строка «Пророка»: «Как труп в пустыне я лежал», – которая побуждает тут же вспомнить хорошо памятный Пушкину последний стих пятой песни «Ада»:

      e caddi come corpo morto cade

      (и я

Скачать книгу


<p>234</p>

Алексеев М. П. Незамеченный фольклорный мотив в черновом наброске Пушкина// Пушкин. Исследования и материалы. IX. М.: Наука, 1979. С. 35.

<p>235</p>

Книга пророка Исайи. Гл. VI, ст. 8.

<p>236</p>

См.: Фомичёв С. А. Поэзия Пушкина. С. 176. Автор ссылается на работу Н. И. Черняева «Пушкин в связи с его же „Подражаниями Корану“». (М.: Унив. тип., 1898. С. 33).

<p>237</p>

См.: Данте Алигьери. Божественная Комедия. Рай / Пер. Д. Мина. СПб.: A. C. Суворин, 1909. С. 280.