Скачать книгу

злобой яростных врагов

      В чужбину из отечества изгнанный,

      По смерти удивление веков,

      Нетленных лавров ветвями венчанный

      Творец неувядаемых стихов!

      И ты шагнул за жизни половину,

      Тяжелый полдень над тобой горел;

      Когда в земную ниспустясь средину,

      Ты царство плача страшное узрел,

      Рыданий, слез и скрежета долину,

      Лишенный упования предел…[102]

      В этом тексте наряду с лаконичной характеристикой Данте легко заметить редуцированный пересказ «Комедии», в которой одна из строк чуть ли не дословно повторяет начальный стих «Ада». Почти с той же стиховой фразы начинается фрагмент, в котором Кюхельбекер уподобляет себя великому тосканцу:

      Так я стою на жизненной вершине,

      Так вижу пред собой могильный мрак:

      К нему, к нему мне близиться отныне[103].

      В период работы над поэмой (она написана в 1826–1829 гг.) автор «Давида» был сравнительно далек от того возраста, в котором Данте отправился в странствие по трем царствам потустороннего мира и который, по его мнению, соответствовал высшей точке восходящей и нисходящей дуги человеческой жизни[104]. «Жизненная вершина» в сознании и поэме Кюхельбекера не столько хронологическая веха в биографии, сколько ее переломный момент. Впереди поэта ждали тягчайшие испытания. Уже испив из чаши страданий, он мыслил о себе терцинами Данте:

      Суров и горек черствый хлеб изгнанья,

      Изгнанник иго тяжкое несет!

      Не так ли я?[105]

      Позднее в стихотворении «Моей матери» (1832) он напишет:

      Наступит оный вожделенный день –

      И радостью встрепещет от приветов

      Святых, судьбой испытанных поэтов

      В раю моя утешенная тень.

      Великие, назвать посмею вас:

      Тебя, о Дант, божественный изгнанник!

      О узник, труженик бессмертный, Тасс.

      Страдалец, Лузитании Гомер,

      Вы образцы мои, вы мне пример,

      Мне бед путем ко славе предлетели,

      Я бед путем стремлюся к той же цели[106].

      В эту пору, как и в период работы над поэмой, Кюхельбекер находил в себе силы противостоять обрушившимся на него несчастьям. «Вообще, я мало переменился, – сообщал он из Динабургской крепости Пушкину, – те же причуды, те же странности и чуть ли не тот же образ мыслей, что в Лицее!»[107] В сравнении с Данте и другими «судьбой испытанными поэтами» обнажалось не только инфернальное содержание его судьбы, но и героическое самостояние личности. В связи с этим важно обратить внимание на стихи поэмы, где Кюхельбекер уподобляет себя Сизифу, который

      Не победит <…> судьбы всевластной;

      Верх близок – взялся за него рукой –

      Вдруг камень вниз из-под руки рокочет,

      Сизиф глядит изнеможенный вслед,

      Паденью бездна вторит, ад хохочет;

      Но он, – он выше и трудов,

Скачать книгу


<p>102</p>

Кюхельбекер В. К. Избр. произв. Т. I. С. 372.

<p>103</p>

Кюхельбекер В. К. Избр. произв. Т. I. С. 372.

<p>104</p>

«…трудно установить, – говорил Данте, – где находится высшая точка этой дуги; однако я полагаю, что для большинства людей она находится между тридцатым и сороковым годом жизни, и думаю, что у людей, от природы совершенных, она совпадает с тридцать пятым» (Пир, IV, XXIII, 9–10).

<p>105</p>

Кюхельбекер В. К. Избр. произв. Т. I. С. 419.

<p>106</p>

Кюхельбекер В. К. Путешествие. С. 211–212.

<p>107</p>

Переписка A. C. Пушкина. Т. 2. С. 242.