ТОП просматриваемых книг сайта:
Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы. Коллектив авторов
Читать онлайн.Название Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы
Год выпуска 2011
isbn 978-5-91674-104-9
Автор произведения Коллектив авторов
Жанр Религиоведение
Впрочем, интерес к Стефану Пермскому со стороны составителя книги Рафли, включившего в свой труд отрывок из его Жития (с. 294), мог иметь и иную подоплеку. Не следует забывать, что Стефан известен своим поучением против стригольников[324] – еретиков, чьим средоточием в первой половине XV в. был Псков. Между тем именно отсюда происходили Алексей и Захар – а последнего новгородский архиепископ Геннадий постоянно называл стригольником, жалуясь на то, что тот «перестригл детей боярьскых», служивших Федору Вельскому и провозгласил еретиком самого Геннадия; понятно, что эту самонадеянность Захара питала его поддержка в придворных кругах – то, что, по словам Геннадия, «о нем нехто печаловался»[325]. В роли таких «печалников» выступали Алексей и Федор Курицын, которые «толико же дръзновение тогда имеяху к дръжавному… яко никто ж ин»[326].
По источникам, до сих пор считавшимся связанными с «жидовская мудрствующими», такой «взлет» Алексея представляется неожиданным и необъяснимым. Однако послание «кир Алексея» к Софронию[327] ясно показывает, что его появлению в Москве в 1480 г. предшествовала более или менее длительная предыстория.
Софроний сопровождал Ивана III, когда тот, по словам Алексея, «изыде» в Москву «от наших пьсковских предел» (с. 290). Рискуя навлечь на себя обвинения в искажении текста, предположим, что в этой фразе говорится о визите великого князя в Новгород, где Алексей, как известно, был «попом на Михайловской улице» – а упоминание о Псковщине (ср. также в послании к «кир Иоанну»: «изыдох от нас и от наших псковских предел») объясняется тем, что он выступал в этом письме не как индивидуум, а как представитель псковского еретического кружка, каким-то образом связанного с аналогичной группировкой в Москве. Речь, таким образом, шла не о «я», а о «мы»: «Понуди нас восписати… Написах же моею многогрешною рукою… И послахом ко твоему равноангельному лицу… Да прочтется сия книга и прочим нашей братии, у вас пребывающим, иже с нами соузом любве христове сопряженныя» (с. 290). Соответственно, Алексей был только исполнителем определенного «заказа», реализация которого должна была способствовать укреплению неких псковско-московских контактов. То, что предметом этого «заказа» был довольно сомнительный, с точки зрения ортодоксов, текст календарно-астрономического содержания, вполне вписывается в контекст придворной жизни первых десятилетий Иванова правления (вспомним, например, хотя бы Феодора Жидовина, который на рубеже 1460-70-х гг. по поручению Ивана III и митрополита Филиппа создал такое парадоксальное произведение, как «Книгы, глаголемые Псалтырь»[328]).
Что касается времени, когда происходили все
См.: Книжность… С. 104.
Опубл.: АФЕД. С. 234–243.
См.: АФЕД. С. 378–380.
См.: Там же. С. 377, 481.
Относительно личности Софрония мы не располагаем никакой исторической информацией. Возможно, объяснение этому следует искать в специфике источника, каковым является послание Алексея: возвышенность его стиля стала причиной использования библеизма «книгчий», который мог выступать субститутом терминов «дьяк» или «подьячий» (относительно такой трансформации см.:
См. детальный анализ этого произведения: