Скачать книгу

и я, такая же ленивая

      И холодная, как я.

      Вечером слагаю сказки чудные

      На ковре у красного огня,

      А она глазами изумрудными

      Равнодушно смотрит на меня.

      Ночью слышат стонущие жалобы

      Мертвые, немые образа…

      Я иного, верно, пожелала бы,

      Если б не змеиные глаза.

      Только утром снова я, покорная,

      Таю, словно тонкая свеча…

      И тогда сползает лента черная

      С низко обнаженного плеча.

1910* * *

      В промежутки между грозами,

      Мрачной яркостью богатые,

      Над притихшими березами

      Облака стоят крылатые.

      Чуть гроза на запад спрячется

      И настанет тишь чудесная,

      А с востока снова катится

      Колесница поднебесная.

1910-е годы, Слепнево, Записала на Илью в Комарове 1961
БЕРЕЗЫ[13]

      …Таких берез еще никто не видел. Мне страшно их вспоминать. Это наваждение. Что-то грозное, трагическое, как «Пергамский алтарь», великолепное и неповторимое. И кажется, там должны быть вороны. И нет ничего лучше на свете, чем эти березы, оромные, могучие, древние, как друиды, и еще древней. Прошло три месяца, а я не могу опомниться, как вчера, но я все-таки не хочу, чтобы это был сон. Они мне нужны настоящие.

Анна Ахматова, Из «Записных книжек»
ИСПОВЕДЬ

      Умолк простивший мне грехи.

      Лиловый сумрак гасит свечи.

      И темная епитрахиль

      Накрыла голову и плечи.

      Не тот ли голос: «Дева! встань…»

      Удары сердца чаще, чаще.

      Прикосновение сквозь ткань

      Руки, рассеянно крестящей.

1911, Царское Село

      Домашнего религиозного воспитания Ахматова не получила. В семье Горенко, как и во многих интеллигентных семьях предреволюционной поры, отношение к религии было спокойным. Однако младшие дочери Инны Эразмовны, бестужевки и народоволки, подрастая, наперекор семейной традиции, стали проявлять непонятную матери религиозность с некоторым даже налетом экзальтации. Одна из товарок Анны по Киевской гимназии (год 1907) оставила такое важное свидетельство:

      «Киевская весна. Синие сумерки. Над площадью медленно разносится благовест. Хочется зайти в древний храм св. Софии, но ведь я принадлежу к „передовым“ и в церковь мне не подобает ходить. Искушение слишком велико… хочется отойти от обыденного. В церкви полумрак. Народу мало… В темном приделе вырисовывается знакомый своеобразный профиль. Это Аня Горенко. Она стоит неподвижно… Взгляд сосредоточенно устремлен вперед. Она никого не видит, не слышит. Кажется, что она и не дышит… Несколько раз хотела заговорить с ней о встрече в церкви, но всегда что-то останавливало. Мне казалось, что я невольно подсмотрела чужую тайну…»

* * *

      Смуглый отрок бродил по аллеям,

      У озерных грустил берегов,

      И столетие мы лелеем

      Еле слышный шелест шагов.

      Иглы

Скачать книгу


<p>13</p>

У Анны Ахматовой, как и у Пушкина, было какое-то особенное чувство к большим старым деревьям: комаровским соснам, слепневским березам, царскосельским дубам и липам. Они казались ей чуть ли не историческими персонажами, и она радовалась, если эти хранители древности, как старые знакомцы, приходили к ней во сне (примеч. составителя).