LITMIR.BIZ

Скачать книгу

(254–255) звучат финальные аккорды гетевской трагедии с ее прославлением Фауста, стремящегося к Истине любой ценой и обретающего-таки смысл бытия в служении человечеству.

      Сделаем небольшое отступление и ответим на вопрос, который, сколько мы знаем, не поднимался в гетеведении, однако является концептуально важным в свете рассматриваемой в настоящем разделе проблемы. Как сумел Гете увязать воедино разнонаправленные векторы этики фаустовского сюжета – откровенный макиавеллизм героя и выстраданную им идею мессианства? Слишком легко было бы предположить, что дело объясняется использованием в трагедии традиций средневекового миракля, житийной литературы о чудесах Богородицы, демонологических легенд о Теофиле и др. Слишком просто было бы перенести финал истории гетевского Фауста-Иова в плоскость мистического католицизма, аскезы страстотерпца – бывшего грешника, заслужившего прощение покаянием и заступничеством Богородицы.

      Подобные истолкования не проясняют поставленного вопроса, а скорее, уводят в сторону. Они изначально обрекают фаустовский сюжет на статичную заданность: финал заранее известен, сатана будет посрамлен, Фауст будет оправдан высшим судией, потому что все в этом мире предопределено Господом. Между тем Фауст Гете – человек, постоянно и сознательно делающий свой выбор и не перекладывающий ответственность за свои поступки на чужие плечи. Пассионарий по своей сути, он занят поисками высшей истины любой ценой и, обретя веру в возможность исправления дурно устроенного миропорядка, готов принести себя в жертву во имя светлого будущего, а значит, макиавеллист по жизни, он перерастает себя и превращается в мессию. Параболичность такого движения не может не изумлять. Гете сумел выразить невыразимое, обозначить словом тайны бытия, создать художественный символ бесконечного постижения человеком смысла бытия.

      Все быстротечное —

      Символ, сравненье.

      Цель бесконечная

      Здесь в достиженье.

      Здесь – заповеданность

      Истины всей.

      Вечная женственность

      Тянет нас к ней.⁵

      Комментируя эти заключающие трагедию слова мистического хора, А. Аникст предположил, что речь идет о единичном как лишь «отблеске, символе, неточном подобии высшего начала, составляющего основание природы».⁶

      С нашей точки зрения, точнее был М. Волошин, который в этих же строках увидел «отношение художника-символиста к миру реальностей»⁷, ибо, как продолжает русский поэт, «все в мире – символ, все явления только знаки, каждый человек – одна из букв неразгаданного алфавита. Вечный и неизменный мир, таинственно постигаемый душою художника, здесь находит себе отображение лишь в текущих и преходящих формах…»⁸.

      Вот этот высокий символизм гетевской трагедии, выражающей сущностную сторону человеческого бытия во Вселенной, и привлекал прежде всего Брюсова, который считал, что за внешним конкретным содержанием

Скачать книгу