LITMIR.BIZ

      «Молоде-ец-ц-ц… ты с-с-справился…» – услышал я пищащий голосок. Его свист исходил, как эхо – с разных сторон с разной интенсивностью и громкостью.

      Я оказался в белом, молочном пространстве. На мне была серебристая, обтягивающая одежда. На спине находилась плетеная корзина со стрелами. Руки держали лук. Я прицелился в белый горизонт, сощурился. Куда я стрелял – в никуда?

      «Олень» – услышал я властный, низкий голос, завибрировавший в пустоте. Я опустил лук и с удивлением поглядел по сторонам.

      «Джигаго».

      Я услышал собственное имя, отчего меня передёрнуло. Это имя вызвало у меня отвращение. Ещё одна причина презирать отца. Оно означало, что я скунс. Я нюхал подмышки, ноги, проверял чистоплотность рта, но не находил вони. Я с гневом спросил отца, с трудом сдержавшись от криков, почему он назвал меня скунсом. Отец сказал, что такой сын заслуживает такого имени. Я взбесился, сжал руки, вонзив ногти в мякоть ладоней, расшвырял предметы в доме и вышел на воздух. С отцом сидела мать, и со страхом в прослезившихся, влажных глазах наблюдала за мной. Столько боли появилось в её взгляде, когда я сломал её любимую вазу, что я вздрогнул, ощутив её энергетику. Мне стало не по себе. И я с презрением смотрел на сверстников, обзывающих меня «вонючкой». В один вечер они облили меня помоями и надели настоящую тёмно-белую шкуру скунса. За этот поступок они получали тумаков от родителей и от моего отца. Но шрам, оставленный на душе, прибавился. У меня появился ещё один повод умолять отца сменить мне имя. Я пытался избегать общения с народом и со сверстниками, потому что «Джигаго» отпугивало меня. Мои уши резало это слово, и я со страхом бы убежал в лес. Я просил прохожих не называть меня так, но они смеялись сильнее от жалких просьб.

      «Джигаго».

      – НЕ ГОВОРИ ЭТОГО ИМЕНИ! – закричал я в белое пространство, и оно задрожало, как стекло.

      Повисла тишина, а гневное выражение лица не пропадало.

      – СЛЫШИШЬ?! НЕ ГОВОРИ!

      На этот раз крик застыл эхом, врезаясь об невидимые стенки, разгоняясь в пространстве и пустоте. Человек, если он существовал в «белом ничто», на другом конце услышал бы мой крик, болезненный и горький. Я стоял, и грудь шла ходуном от лихорадочного дыхания. Вены вздулись на лице, глаза стали влажными и красными. Яркий пот блестел на лбу, будто фаянсовая тарелка матери.

      Люди в крике изливают всю боль, ненависть, гнев – одним словом дерьмо, накопившиеся в них. Пускают его, и гной на душе пропадает, но остается вымораживающая пустота. И мы чувствуем одиночество, обездоленность, и так начинается второй круг скапливания дерьма, пока опять мы его не выпустим через крик.

      «Ты больше

Скачать книгу