LITMIR.BIZ

      Была Великая Суббота.

      И в доме от зари рассветной

      Все были заняты заботой

      Предпраздничной и несуетной:

      Кулич пекла старуха сладкий,

      Старик для служб справлял кадило,

      Одна из дочек блюда мыла,

      Другая – чистила лампадки.

      Ванильный, ладанный и вешний —

      Чудесный запах полнил дом,

      И красным воском рдел подсвешник

      При аналое голубом.

      Потом в ночи, святой и вещей,

      Полунощница шла в моленной, —

      А князь, собрав бумаги, вещи,

      Напевам тем внимал блаженно.

      Потом христосовались чинно,

      Потом степенно разговлялись, —

      А Василиса, запечалясь,

      Готовилась к путине длинной…

      И вот они чрез двор затихший,

      Где – голубая темнота,

      Идут, бегут… И с ней, поникшей,

      Сближает трижды он уста.

      О этот поцелуй пасхальный,

      Без страстности и без истомы,

      Ты был как их привет прощальный

      Для покидаемого дома!

      В выси торжественно-замершей

      Синели северные звезды.

      Над головой темнели гнезда,

      У ног их – ивовые верши…

      Но миг – она с молитвой слезной,

      А он с отвагой молодой

      Мчат к переправе перевозной,

      Где ждет уж челн их нанятой.

      О светлая река Сухона,

      С волною сонной и гурливой!

      Твои воронки и затоны

      Закружат путь порой разлива…

      Но той же стаей лебединой

      Плывут по бурным, бурым водам,

      Со звоном тонким, плавным ходом,

      Твои опаловые льдины!

      Курлычущие в небе гуси

      И гулы звонниц в высоте

      Благовестят о вешней Руси

      И о воскреснувшем Христе!

      Прошли года. Повсюду в мире

      Гремели бури, вились пурги, —

      И появился из Сибири

      Герой наш снова в Петербурге.

      В его гостиной синеватой

      Бывали тайные собранья,

      Где на большое начинанье

      Решались люди, дружбой святы.

      Здесь пламенел огонь в камине,

      Горел мятежной речью князь

      И словно грезила княгиня,

      На кресло синее склонясь.

      Она, в накидке горностайной

      И в жемчуговых крупных зернах,

      Была прекрасною и тайной,

      Как белый лебедь вод озерных!

      Открыты были ей все лица,

      Сердца, и мысли, и печали…

      И умные друзья их знали,

      Что ей Усольцев лишь живится.

      Порой на совещанье мудром

      Садился сын-подросток с ней, —

      С челом, как солнце, рыжекудрым!

      С очами волн морских синей!