LITMIR.BIZ

Скачать книгу

много ты понимаешь в литературе!».

      Но не кричится.

      Что-то есть в полотере такое, что отпугивает категоричность.

      – Да и его он величает на свой лад – Максим Горькович.

      Странный это человек, но чем-то к себе притягивает, что-то в нем более чем искреннее, что ли, почти детское, открытое до самой последней степени открытости.

      Когда-то, шляясь по тем местам, от которых несло клоакой, ему приходилось встречать людей, которые играли в таких вот чудаков, как Евграф Евграфович. Подделывались под его имидж.

      А оригинал не только вел себя раскрепощенно, но еще и позволял демонстрировать застенчивость, от которой тоже становилось не по себе.

      Но в оценках он крут.

      Вернее, даже не крут, а категоричен.

      И его совершенно не волнует, разделяет кто с ним его мнение или нет. Оно как бы существует для того, чтобы быть.

      Как наступает, скажем, тот же день.

      Или ночь.

      И природе или Богу все равно, мило тебе это или нет.

      Горький не заметил, когда в руках Евграфа Евграфовича появился томик рассказов Чехова.

      И как он его начал, естественно, с пристрастием читать.

      – Вот смотрите, – произнес он, – три начала: «Один учитель древнейших языков…», «Один умный, всеми уважаемый участковый…», еще через рассказ или два опять однородное с предыдущими числительное: «В одно прекрасное апрельское утро…». Ну и так далее.

      В народе это называется «бодяга».

      И напиши подобное кто-то другой, отложили бы, не читая.

      А тут – гений…

      Горькому было, так и хочется сказать горько.

      Слово, и несладко от всей этой нелестности.

      Хотя Евграф Евграфович был безусловно прав, что при??? составлении следовало бы учесть, что и такие могут повстречаться придирчивые читатели.

      – А диалог у него каков, – продолжал разогревать свою антипатию к Чехову Евграф Евграфыч, – мухи со скуки подохнут.

      И вдруг – из-за пазухи – выхватил какую-то вконец затрепанную книгу и начал читать:

      – «Долго-долго погарала заря бледным румянцем. Неуловимый свет и неуловимый сумрак мешались над равниной хлебов».

      Горький мучительно пытался вспомнить, чье это.

      Ведь именно по этой причине Евграф Евграфович выдал этот отрывок.

      И еще, чтобы огорошить, сравнением.

      – Это – Бунин, – не стал томить Евграф Евграфыч.

      Горький закивал.

      – Одно «погорало» что стоит! – подхватил.

      – Значит, тоже чувствуете, – продолжил Евграф Евграфыч. – Но почему не пишете так?

      Он, наверно, все же чуть подсмутился, ибо поправился:

      – Я имею ввиду, почему так не пишет Чегов, – так и назвал его через «г». – Что ему мешает быть не только понятным, но и ощущаемым?

      Горький чуть подзамешкался с ответом на этот вопрос, и Евграф Евграфыч продолжил:

      – Мне все время кажется, что сделав о себе заявку, писатели потом как бы опускают крылья. Лень им парить, раз набрали высоту. Потому иногда и падают камнем.

      Горький уже давно заметил, что спорить на литературные темы неимоверно трудно. И не оттого,

Скачать книгу