LITMIR.BIZ

Скачать книгу

картина былого! – восклицал он. – Но содрогнитесь, мои сверстники. Содрогнитесь и запомните мой образ. Потому что он будет вам являться во сне, чтобы в том, запредельном для сознания мире, сказать, что я умер за вас, за ваше счастье, за ваше будущее.

      – Тебе только на сцене играть, – сказал Миха Цхакая. – Даже слезу вышибает.

      Но угрюмо молчал Коба. Ибо помнил уже сказанное, уже увековеченное, уже прописанное для потомков.

      И эту предсмертную речь произнес Александр Ульянов, старший брат Ленина, который был тогда моложе его теперешнего на добрый десяток лет.

      Ленина в подпольном мире зовут «Старик», а Саша так и остался юнцом, шагнувшим с эшафота Шлиссельбургской крепости в бессмертие.

      Кстати, кажется тот же Камо сказал, что в слове «бессмертие» больше фигурирует не «смерть», а «бес».

      Так вот что сказал Александр Ульянов: «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать чем-нибудь!»

      Где тот – показной – пафос?

      Нет его.

      Есть спокойная уверенность.

      Коба незаметно свел ладони на своем горле.

      Александру Ульянову был двадцать один год. Он, собственно, ровесник ему теперешнему.

      И главное Александр видел, как сохраняется жизнь, как тому же Михаилу Новорусскому смертная казнь была заменена на пожизненную каторгу.

      На право жить и дышать.

      Слышать птиц.

      Видеть белый свет.

      Александр не принял за себя ходатайство.

      Не впал в публичное раскаяние.

      Он казнил себя сам.

      Казнил, может быть, даже за тем, чтобы когда-то младший брат, подожженный не местью, а все тем же пожаром борьбы, произнес спокойно-рассудочное:

      – Мы пойдем другим путем.

      Сейчас Коба стоит между двух костров, как сказал прибывший в Тифлис отбывать ссылку, Михаил Калинин, – и не знает, какой огонь жжения горячей.

      С одной стороны очень было бы здорово вот так – подняться, нет, взбежать на эшафот, и произнести, пусть не так красочно, как это получилось у Камо, но высказать полное презрение к смерти.

      Но с другой…

      Мотылек тоже погибает на огне.

      И, наверное, во имя чего-то вещего.

      Однако логика природы не воспринимает это, как подвиг.

      Скорее, смерть мотылька – это несчастный случай.

      Или что-то этом роде.

      А смерть за идеалы революции должна быть, если ее проецировать на природу, никак не меньше коренного преобразования. Вторжения в запредел.

      Смерть в застенке на их нынешнем сборище демонстрировал Александр Цулукидзе. И была она, естественно, беспафосной, сугубо будничной. Безустной. Почти безымянной. Как бы заключенной внутри организма, которому уже стало невмоготу противостоять исподтишка нагрянувшим болезням.

      Я был не смел по части слов,

      Я не был смел.

      И потому писать стихов

      Я не умел.

      Но нынче строки

Скачать книгу