LITMIR.BIZ

См. Освобождение крестьян. Н. П. Семенова. СПб., 1890 г. Т.Н. С. 630 и след. Валуев в Дневнике своем называет Муравьева «государственным хамелеоном» и приводит тому под 1860 г. ряд доказательств, заимствованных из личных сношений с Муравьевым, при котором он служил. В 1859 г., в начале деятельности Редакционных комиссий, Муравьев был решительным противником освободительной программы Ростовцева. Член Редакционной комиссии М. П. Позен, по расчету Муравьева, должен был нанести смертельный удар (coup de poignard) Ростовцеву (см. Русская Стар., 1891. № 8. С. 278). Но впоследствии, когда Ростовцев вошел в полное доверие и силу, Муравьев говорил о нем: «Быть может, Бог сохранит Якова Ивановича для России» (Русская Старина, 1891. №ю. С. 149). Описывая подобострастное преклонение Муравьева пред шефом жандармов кн. В. А. Долгоруковым, Валуев, между прочим, указывает, что не только в словах и жестах, но в самом сиденьи выражал Муравьев свое подобострастие, сидя на стуле en trios quarts или, по-польски, w pol duka (Русская Старина, 1891. № 11. С.416). «Хан, бек, мирза, паша, мандарин – все, что угодно, – говорит Валуев о Муравьеве, – только не министр» (там же. №ю. С. 148). Для характеристики «деловитости» Муравьева Валуев, между прочим, пишет: «Ген. Муравьев и кн. Долгоруков вместо памятования своих “принципов” (кавычки подлинника), робеют перед мыслью, что «могут сказать» (к. п.) Государю, что “они дают мало земли крестьянам” (к. п.). Они до того поверхностны и легкопадны, – продолжал Валуев, – что совершенно забыли, что Комиссия установила две нормы – высшую и низшую – и сравнивают свою собственную норму только с высшею, потому что она напечатана первой и им виднее (курсив подл.), чем низшая напечатанная второй (sic – без всякого преувеличения, прибавляет Валуев в скобках). Они для исправления проекта “грабительствующих”, по их мнению, комиссий готовы грабительствовать более их и обратить крайний предел эластичных норм комиссией в твердую обязательную норму Все это во имя уважения к правам собственности и заботливости об интересах помещиков». (См. там же. № 11. С.420). Для характеристики самого автора Дневника небезынтересно следующее его место. Валуев считал scandalum magnum то обстоятельство, что Панин, при содействии Топильского, Н. П. Семенова (автора н. сборника «Освобожд. крестьян») и Ко, в несколько дней произвольно перерабатывали цифры надела, выработанные Редакц. Комиссиею путем сложных и продолжительных вычислений (там же. С. 426). Между тем сам же «исполнительный» Валуев, получив приказание от Муравьева пересоставить (по самым шатким основаниям) целую главу проекта Редакц. ком., не преминул исполнить желание своего начальства и, кроме того, на скорую руку составил новую систему повинностей (там же. С. 414–415).

⁷⁰ См. характеристический очерк в н. с. Семенова. Т.Н. С. 665 и след., а также в книге моей: «С. И. Зарудный и судебная реформа». С. 9–10. В помянутой характеристике г. Семенов, между прочим, упоминает, что гр. Панин, получив должность министра юстиции, взял двухмесячный отпуск и в это время прочел от доски до доски весь только что вышедший Свод Законов, а два тома (гражданские и уголовные законы) выучил наизусть (с. 666). Применял же он законы с сухою жестокостью слепого буквоеда и объявленного «кнутофила» (по меткому выражению Д. И. Ровинского, см. ниже главу III). На с. 22–23 моих. Основ судебной реформы» указан случай, в котором гр. Панин не согласился дать ход сенатскому ходатайству о замене малолетнему преступнику 100 ударов розгами 50-ю, признав, что уже заменою, в силу закона, плетей розгами чаша милосердия была переполнена до края.

Будучи министром юстиции, гр. Панин сам давал взятку при совершении акта у крепостных дел (см. ст. Калмыкова в Русс. Стар., 1888. № 12) и тем не менее еще в 1862 г., т. е. накануне судебной реформы, возмущался критикою со стороны дерзкой печати «его» судов, жаловался по начальству, если цензора пропускали статьи, заключающие намек на взяточничество тогдашних судей или осуждение существующих процессуальных законов (см. Русск. Стар., 1892. № 5. С. 380). До чего простиралось наивное самообольщение этого самодовольного замуравленного в своем кабинете маньяка можно видеть из того, что в 1857 г. он намеревался свой министерский отчет напечатать по-французски… для назидания Европы (Р. Ст., 1897. № 11. С. 227).

(См. н. с. Семенова. Т. II. С. 586, 695). Выбором гр. Панина, богатого землевладельца, очевидно, имелось в виду дать удовлетворение партии крепостнической, консервативной. Уступка в лице должна была как бы вознаграждать за настойчивость в деле проведения крестьянской реформы в духе народной или либеральной программы. Эта тактика неустойчивого равновесия или окраски в полутоны характеризовала правительственную систему и в последующее время Александра II: полтора месяца спустя после издания Положений 19 февраля, смещаются внезапно главные двигатели их – Н. А. Милютин и С. С. Ланской, и дело проведения реформы передается в руки равнодушного к ней, если не прямо враждебного, П. А. Валуева, писавшего записки для М. Н. Муравьева, направленные против проектов Редакц. ком. (см. выше). То же самое было и при судебной реформе: через несколько месяцев по открытии нового суда министр юстиции Д. Н.Замятнин приносится в жертву реакции вместе с главным виновником судебной реформы – гр. Паленом. Леруа-Болье, внимательно изучавший наши учреждения, в этом постоянном шатании и нерешительности, в этой двойственности видит главную причину неудачи наших реформ (см. н. с. его L’empire des tzars. Т. II. Ч.4, а также его Un homme d’ etat russe, chapitre III).

«По настоящему, – писал И. И. Аксаков, – следовало бы всем членам редакционной комиссии выйти в отставку, потому что позор всех этих мер ложится на них, – и протестовать иначе нельзя, но, конечно, мысль о том, что дело может погибнуть или перейти в руки Шувалова с братией, хотящих освобождения без земли, их удерживает. Дай бог, чтобы все приносимые ими жертвы и чинимые ими самими над собою насилия были не бесполезны! Признаюсь – все натяжки моей мудрости лопаются при получении известий из России» (с. 386 Писем Аксакова).

См. н. с. Семенова. Т. II. С. 632–633.

Когда гр. Панин, убежденный крепостник, согласился принять пост председателя Редакц. комиссии с обязательством вести работы ее в прежнем направлении, т. е. противно своим убеждениям, то в объяснение своего поведения он говорил с наивным цинизмом великому князю Константину Николаевичу следующее: «У меня есть убеждения, сильные убеждения (??). Напрасно иногда думают противное. Но по долгу верноподданнической присяги я считаю себя обязанным прежде всего узнать взгляд Государя Императора. Если я каким-либо путем, прямо или косвенно, удостоверюсь, что Государь смотрит надело иначе, чем я, – я долгом считаю тотчас отступить от своих убеждений и действовать даже совершенно наперекор с тою и даже большею энергиею, как если бы я руководствовался моими собственными убеждениями». Адм. Грейг по этому поводу заметил: «Это самая откровенная защита подлости, какую я когда-либо слышал». Другие отозвались об этом credo, прибавил Валуев, так: «Панин был прав» (см. Дневник Валуева. Р. С., 1891. № 11. С. 150). Гр. В. Бобринский уклонился от предложенного ему Александром II звания члена Редакцион. комиссии, так как было поставлено то же условие, что и гр. Панину, а именно – отказ от права подачи собственного отдельного мнения. Когда гр. Бобринский объяснил гр. Панину свой образ действий, имевший целью отклонение от подписания мнений, несогласных с его убеждением, тот наивно возразил: «Да это осуждение всей моей деятельности. Я всю жизнь подписывал вещи, несогласные с моими убеждениями (там же. С. 153). Великая княгиня Елена Павловна, горячо сочувствовавшая освобождению крестьян и пораженная выбором гр. Панина, крепостника, выразила свое удивление Государю. На это он отвечал: «Да вы не знаете гр. Панина; его убеждение – это точное исполнение моих приказаний». (Leroy Beaulieu. Un homme d’ etat russe. Paris, 1884. P. 56).