ТОП просматриваемых книг сайта:
.
Читать онлайн.
– Если вы не скажете, то я признаюсь сам, – сказал я.
– Зачем? – удивился Павел.
Я пожал плечами:
– Он рассказал мне о своих подозрениях, рассчитывая, что я никому не скажу о них, и уж тем более не скажу вам. А я нарушил наш негласный договор, и думаю, Артём имеет право знать об этом.
Павел Александрович в ответ лишь странно мотнул головой, то ли кивая, то ли выражая удивление, то ли что-то ещё. Разгадать смысл этого движения мне так и не удалось, и я снова повернулся к окну. Так мы и просидели в полной тишине до самого возвращения Тёмы. Каждый из нас думал о своём. Павел, очевидно, решал, как развеять необоснованные сомнения Тёмы, а я вспоминал Петербург десятилетней давности, когда мы с братом были ещё детьми и проводили по несколько недель на даче с родителями отца. Бабушка – её звали Валей – была очень доброй и суетливой женщиной, постоянно курила очень крепкие сигареты и пила сладкое вино. Она была довольно высокой и стройной, хоть и сильно сутулилась, у неё были тёмно-русые кудри до плеч (думаю, она закрашивала седину), смуглое круглое лицо, толстые губы и зелёные глаза. Дачу она ненавидела всей душой, потому что ей не нравился летающий повсюду гнус, и вообще она не любила копаться в земле, полагая, что нет никакого смысла гробить здоровье, окучивая грядки, если всё можно запросто купить в магазине. В этом папа был полной её копией, как и во многом другом.
– Я похожа на фермера? – спрашивала она мужа, когда тот заговаривал с ней о рассаде. – Я согласна только собирать ягоды и фрукты, и то, потому что из них можно сделать вино. А на что мне сдался твой картофель, изъеденный крысами? Нет уж, Марк, спасибо, я не так уж стара, могу и до ближайшего супермаркета дойти, купить всё, что нужно. Всё-таки двадцать первый век на дворе, не обязательно горбатиться на полях во славу партии. Ройся себе в своём огороде, сколько влезет, землеройка, только меня в это не втягивай!
Дедушка в ответ только улыбался, иногда тихонько посмеиваясь. Он был очень высоким и стройным, полностью седым, но в молодости – я знал это благодаря фотографиям – он был блондином, или даже альбиносом: белыми, как лист бумаги, были его волосы и его брови, и его коротенькие ресницы, окружавшие маленькие бледно-голубые глаза. Он сам часто называл себя «молью», но думаю, что это прозвище всё-таки придумала для него бабушка. Она никогда не упускала возможности высмеять кого-то, в том числе и себя. Дедушка был намного спокойнее неё, я бы даже сказал, – умиротворённее.
Их дача была под Петербургом: небольшой белый домик с верандой, лужайка с садовыми качелями, маленький сад и огород. Мне нравилось сидеть на ступеньках веранды после того, как дедушка подстригал газон на лужайке – в воздухе витал свежий запах травы, трещали кузнечики. Иногда я сидел с книгой, иногда просто думал о своём. А Тёма тем временем носился по всему участку, топтал бабушкину клубнику и дедушкины баклажаны, ловил бабочек