Скачать книгу

он иногда и соглашался, брал заказ и делал, надо отдать должное, так, как мало б кому и удалось. Вот и недавно предложили ему устроить в Николе выставку иконы, и Павел Иванович вдруг сразу согласился – чуть не ночевал там, до седьмого пота вкалывал, но работал всегда один, чужих глаз не признавал.

      В основном же он больше бездельничал, и с безделья, верно, стал мастерить гусли, да жалейки, да сопели, на которых и играть-то давно забыли, отпустил себе волосищи и жил, словно монах, в церковь только никогда не ходил.

      Как вечер – любил Фриц выйти на крыльцо туристов потешить. А то и того постыдней – завидит иностранный автобус, затаится у подоконника и, как стайка с фотоаппаратом потечет в Монастырь мимо его дома, высунется, и в рожок – гу-у-у! – проревет, переманит ошалевших иноземцев и играет им, зубы скалит, смеется, а те довольны – диво дивное сподобились лицезреть!

      Не зря, наверное, поозеры его лодырем почитали – играешь хорошо, так иди концерты давай, а то – чистое увеселение для экскурсантов, бесплатное приложение к Заповеднику. Зато молодежь с турбазы, девки с музучилища души в нем не чаяли – приходили, сидели, слушали, чаи попивали – водку Фриц не признавал.

      А все ж было, было что-то в этом человеке, что-то особенное, отличное от всех, и Вовчик, раз к нему заглянув, стал нахаживать. На людях Фриц был сдержанный, почти суровый, словно обижен на кого-то. Гусли с полки брал, когда его как следует попросят, но, уж на колени поставив, не отпускал долго, играл взахлеб, без остановки – Вовчик в таких случаях всегда устраивался понезаметней – слушал. Павел Иванович никогда его не гнал, если Вовчик трезвый, а пьяного на порог не пускал.

      И было дело однажды – поддал Вовчик, и, один оказавшись, побрел к Фрицу, и прямо с порога, скорей, чтоб настрой не потерять, начал просить прощения, что пьян, и накатило на него, такая вдруг к себе жалость проснулась… Но Фриц слушать не стал, посмотрел исподлобья и сказал, как отрезал: «Иди, парень, прочь, проспись, как следует, мне твои жалобы времени нет слушать!»

      И если б кто другой такое себе позволил, наверное, завелся б Вовчик не на шутку, а вот на Фрица поганого не поднялась рука. И стало ему тогда невыносимо на душе, и муторно, и стыдно, и противно, и пошел и правда прочь, пошел в город, набрел на Маруську Будулаеву, на цыганочку, что самая оторва на всю Слободку считалась, даже городскую известность имела. И что-то она такое сказала, и налила, и пожалела, и… семь раз воевал с Маруськой в ту ночь незабвенную Вовчик, и пела победно пружинная кровать, и почувствовал он себя рядом с Маруськой первый раз в жизни настоящим мужиком, и… не забывается такое, и чем за такое платить, как не лаской?

      С той поры и пошло у них. Не как с первой дело пошло – то ли Вовчик поумнел, а скорей Маруська умела им руководить, не руководивши никак – и выпить ему давала, и отпускала на все четыре стороны – знала, что прибежит, а он и бежал, всегда к ней бежал.

      Тут и письмо от матери пришло, известило, что умер отец и что ждет она не дождется своего Вовочку домой. Маруська после

Скачать книгу