LITMIR.BIZ

      Под козырьком, у киношных касс, они бережно разворачивают бумагу.

      – Целых семь штук, – шепчет Никита, пересчитав румяные бока. – Великолепная семерка! Семь первоклассных джазовых пирожков!

      Вдруг Водкин отворачивается, у него трясутся плечи.

      – Ну, приехали, – ворчит Егоров. – Ты чего, блядь, раскис? Ты, вообще, мужик или нет?

      – Я, Ник, м-мужик, но до смерти эти п-пирожки не забуду, – бормочет Водкин, всхлипывая. – Даже в Америке не забуду! Какая женщина! Если разбогатею, подарю тете Зине «Волгу». Клянусь, Ник! И никаких больше тележек! Знаешь, такую пузатую, ГАЗ-21!

      – С оленем на капоте!

      – Да, да, да, едрическая сила, будь я проклят! Или построю для нее дом! На берегу озера!

      – Правильно, Владик, мы вместе построим! – У Никиты тоже губы дрожат. – Ломай пополам гада гадского, успеем съесть до звонка.

      – Черт! – говорит Водкин, давясь куском из-за судороги, перехватившей горло. – Я уже всё знаю… Слушай! На первом этаже мы устроим для нее большую кухню, поставим автомат для жарки пончиков!

      – И везде фикусы!

      – Еще герань на окнах!

      – В спальню – кровать с балдахином!

      – Окна с видом в сад!

      – Лучше на горы!

      – Ты имеешь в виду, что мы поселим тетю Зину на Памире? Давай еще по половинке!

      – Или по целому?

      – Вот видишь, какой ты? Видишь?.. Как с тобой договариваться?! Перебьешься!..

      – Ну, ты и жадина, Ник!..

      – Не ври! Я не жадный, а бережливый!

      – Ладно… На балконе мы развесим клетки с перепелками. Я в одном итальянском фильме видел.

      – А в столовой поставим рояль.

      – Рояль-то тете Зине зачем?

      – Будем приходить и играть.

      – Да, именно джаз. Купим белый «Стейнвей».

      – Тетя Зина будет сидеть в кресле-качалке, слушать блюзы и вязать себе кофточку.

      Глава 3

      Пассаж во втором allegro

      Тучный Райнис сидит на высоком табурете посреди класса; Егоров стоит у пульта перед нотами с трубой; девушка-концертмейстер – за роялем.

      – Начина-айте, ю-юноша, – говорит Райнис. Он латыш, говорит с акцентом, некоторые звуки у него как резиновые.

      Никита облизывает мундштук, слушает увертюру, через несколько тактов ему вступать.

      Он прикладывается к трубе.

      Первую часть, Grave, он обожает: тревожная и сильная, вся на сигналах, можно показать звук. И пауз достаточно, чтобы дыхание не сбилось. Он начинает уверенно; звук академический, круглый, как полированный медяк.

      Райнис закрывает глаза и кивает: ему тоже это место нравится.

      – Стоп! – вдруг говорит он.

      Пальцы пианистки замирают над клавишами. Егоров в недоумении.

      – По технике ничего, – говорит Райнис, – но где, юноша, ваша душа? Разве Хеорг Пфридрихь Хэндель позволил бы себе такое Grave? – Фамилию

Скачать книгу