LITMIR.BIZ

      Элеонора просовывает большой палец между губами лошади, в горячую едкую слюну, животное вздыхает, и она ловко заправляет мундштук. Лошадь переступает задними ногами, но покорно принимает упряжь. Отец поправляет лямку при свете большого фонаря, стоящего на одной из тумб колодца и золотящего шею кобылы. Тяжелые хлопья снега медленно опускаются на черные волоски гривы, задерживаются на кожаных шнурах и шлейках, тают на посиневших губах Элеоноры. Девочка пытается согреть окоченевшие пальцы в по-зимнему густой шерсти животного. Просмоленные деревянные сабо скрипят на снегу, выпавшем за ночь. Легавая резвится, наматывая вокруг людей широкие круги, а когда отец, одетый в шерстяную накидку, садится в тележку, щелкает лошадку кнутом и трогается с места, Элеонора с Альфонсом бегут следом, по колеям, оставленным колесами, обитыми металлическими обручами. Она кричит: «Папа! Папа!» – а он удаляется по каменистой дороге и наконец исчезает из виду. Задохнувшись, Элеонора останавливается, упирает кулачки в бока, поднимает угловатое личико и смотрит, как чернота ночи уступает место глубокой синеве, которая возвращает холмам материальность.