LITMIR.BIZ

Скачать книгу

известной похабной поговорке про запас и перед Сталиным всегда набавлял ещё пару запасных месяцев. Так и сейчас: обещано было Иосифу Виссарионовичу, что один аппарат будет стоять перед ним первого марта. Так что на худой конец можно было разрешить ещё месяц, – но чтоб это был действительно месяц.

      И опять взяв авторучку, Абакумов совсем просто спросил:

      – Это как – месяц? По-человечески месяц или опять брешете?

      – Это точно! Это – точно! – обрадованный счастливым оборотом, сиял Осколупов так, будто прямо отсюда, из кабинета, порывался ехать в Марфино и сам браться за паяльник.

      И тогда, мажа пером, Абакумов записал в настольном календаре:

      – Вот. К ленинской годовщине. Все получите сталинскую премию. Селивановский – будет?

      – Будет! будет!

      – Осколупов! Голову оторву! Будет?

      – Да товарищ министр, да там всего-то осталось…

      – А – ты? Чем рискуешь – знаешь? Будет?

      Ещё удерживая мужество, Яконов настоял:

      – Месяц! К первому февраля.

      – А если к первому не будет? Полковник! Взвесь! Врёшь.

      Конечно, Яконов лгал. И конечно, надо было просить два месяца. Но уж откроено.

      – Будет, товарищ министр, – печально пообещал он.

      – Ну, смотри, я за язык не тянул! Всё прощу – обмана не прощу! Идите.

      Облегчённые, всё так же цепочкой, след в след, они ушли, потупляясь перед ликом пятиметрового Сталина.

      Но они рано радовались. Они не знали, что министр устроил им крысоловку.

      Едва их вывели, как в кабинете было доложено:

      – Инженер Прянчиков!

      17. Насчёт кипятка

      В эту ночь по приказу Абакумова сперва через Селивановского был вызван Яконов, а потом, уже втайне от них всех, на объект Марфино были посланы с перерывами по пятнадцать минут две телефонограммы: вызывался в министерство зэ́-ка́ Бобынин, потом зэ-ка Прянчиков. Бобынина и Прянчикова доставили в отдельных машинах и посадили дожидаться в разных комнатах, лишая возможности сговориться.

      Но Прянчиков вряд ли был способен сговариваться – по своей неестественной искренности, которую многие трезвые сыны века считали душевной ненормальностью. На шарашке её так и называли: «сдвиг фаз у Валентули».

      Тем более не был он способен к сговору или какому-нибудь умыслу сейчас. Вся душа его была всколыхнута светящимися видениями Москвы, мелькавшими и мелькавшими за стёклами «победы». После полосы окраинного мрака, окружавшего зону Марфина, тем разительней был этот выезд на сверкающее большое шоссе, к весёлой суете привокзальной площади, потом к неоновым витринам Сретенки. Для Прянчикова не стало ни шофёра, ни двух сопровождающих переодетых, – казалось, не воздух, а пламя входило и выходило из его лёгких. Он не отрывался от стекла. Его и по дневной-то Москве никогда не возили, а вечерней Москвы ещё не видел ни один арестант за всю историю шарашки!

      Перед Сретенскими воротами автомобиль задержался: из-за толпы, выходящей

Скачать книгу