Марина Цветаева. Нетленный дух. Корсиканский жасмин. Легенды. Факты. Документы - Светлана (Лана) Анатольевна Макаренко – Астрикова

Скачать книгу

поняла, что подымаю ее навстречу Вам..»

      Это – одно из последних писем. Потом был долгий обрыв незнания. Молчания. Звенящая пропасть тишины.

      Они обе тогда не смогли, просто не посмели написать ему о своем страшном бытовании в Москве, в полуразрушенном, опустевшем, холодном доме в Борисоглебском.

      В нем не работали водопровод, отопление, часто гасло электричество, почти не было еды. Но так жили тогда все. И ничему не удивлялись. Разве, после всего, что было, такая – не жизнь – могла как то удивить?!

      Ирина и Аля Эфрон. Горькая истина трагедии

      Ирина и Аля Эфрон. Две сестрички.

      Не написали Аля и Марина своему» отважному версальцу» и о смерти маленькой сестры и дочери Ирины, родившейся в апреле 1917, уже после страшной, окончательной разлуки с Сережей, (* Семья весьма недолгое время, раннюю осень 1916 – ого, провела вместе в Александрове под Москвой, у сестры Марины, Анастасии, и в Феодосии, в Крыму, у Макса Волошина. Потом, по настоянию мужа, уже беременною, Марина возвратилась вместе с Алей в Москву. Ирина, вторая дочь, родилась 3 апреля 1917 года. Сохранились четыре записки Марины для Али из московского родильного приюта – автор.) и умершей в Москве в феврале 1920 года, от голодной слабости.

      Марина оставила все это на «потом», для загаданной страстно ею – встречи! И для своей книги: «Земные приметы. Чердачное».

      Для осмысления того страшного опыта,«небытия», который они с Алей вдвоем, в избытке, получили. Для его – не забвения.

      Алины детские записи Марина вообще планировала включить в качестве второго тома в издание своих горчайших «Земных примет.» Чердачного». Тогда – не сбылось. Я читаю сейчас несколько страниц из нее, составляющей, как бы в едином ключе – и дневник, и страстное, ошеломляющее обнаженностью правды, свидетельство о времени, в котором они, две одинокие «птицы – странницы, бесприютные» жили, любили, надеялись и пытались еще творить:

      «Пишу на своем чердаке, – кажется, 10 ноября, с тех пор, как все живут по – новому, не знаю чисел…

      Живу с Алей и Ириной (Але – шесть лет, Ирине – два года 7 месяцев), в Борисоглебском переулке, против двух деревьев, в чердачной комнате, бывшей Сережиной. Муки нет, хлеба нет, под письменным столом фунтов двенадцать картофеля, остаток от пуда!

      Мой день: встаю – верхнее окно еле сереет – холод – пыль от пилы, ведра, кувшины, тряпки – везде детские платья и рубашки. Пилю. Топлю. Мою в ледяной воде картошку, которую варю в самоваре. Долго варила в нем похлебку, но однажды засорила пшеном так, что потом месяцами приходилось брать воду сверху, снимая крышку ложкой, самовар старинный, кран витой, ни гвоздю, ни шпильке не поддавался, наконец, кто – то из нас как то – выдул! Самовар ставлю горячими углями, которые выдуваю тут же, из печки. Хожу и сплю в одном и том же, коричневом, однажды безумно – севшем, бумазейном платье, шитом еще весной 17 – го за глаза в Александрове. Все прожженно от падающих

Скачать книгу