Скачать книгу

(генерал Хомутов), и эта традиция поддерживается до самой революции 1917 г.

      Однако исторически создавшийся своеобразный уклад особой казачьей жизни с земельными привелегиями для казаков и особыми, несравненно более тяжелыми по сравнению с остальным населением империи, условиями воинской повинности остаются в силе. Наряду с казачьим населением, доходившим к началу нашей Гражданской войны до двух, например, миллионов донских казаков, в пределах области Донского Войска проживало, однако, еще свыше двух миллионов неказаков, так называемых «иногородних». В подавляющем большинстве это было пришлое в конце XVIII и особенно в течение XIX в. из центральных областей России малороссийское крестьянство и отчасти осевшее, главным образом на юге области, пришлое же городское и рабочее население. В 1915 г. иногородние составляли более половины населения области (56 %). Стремления иногородних, жаждущих приступить к дележу и частновладельческих, и казачьих земель, совершенно точно отражали общие стремления всего русского крестьянства в эту эпоху. Их чаяния и надежды были чаяниями всего русского крестьянства в конце 1917 г., и большевистский лозунг «черного передела» делал иногороднее население естественным союзником большевиков, тем более что словечко эсера Чернова о том, что «казакам придется потесниться на их землях», облекало эти чаяния в совершенно реальную для них форму.

      Особенно сильным было преобладание иногороднего населения в юго-западной части области, главным образом в присоединенных к Дону лишь в 80-х гг. прошлого столетия городах Ростов с Нахичеванью и Таганрог и входившем в состав Таганрогского округа Донецком каменноугольном районе.

      Революция 1917 г. сразу пробудила стремление к восстановлению самостоятельности Дона.

      Уже в апреле 1917 г. в донской столице – Новочеркасске собрался первый Донской казачий съезд, который единогласно признал необходимым «восстановить седую старину – войсковой круг и выборного войскового атамана»[25]. В первой половине июня собрался войсковой круг и уже 1 июля 1917 г. избранный войсковым атаманом донской казак – генерал от кавалерии Алексей Максимович Каледин[26] во главе нескольких сот членов войскового круга, осененный старинными бунчуками, после двухсотлетнего перерыва шествовал, имея в руках древний атаманский пернач, в войсковой собор в Новочеркасске. В связи с выступлением Верховного главнокомандующего генерала Корнилова в сентябре 1917 г., Временное правительство объявило донского атамана его соучастником и «изменником родине», отдало его под суд и прислало приказ генералу Каледину явиться в Могилев для дачи показаний Чрезвычайной следственной комиссии.

      Генерал Каледин гласно перед всей Россией заявил, что хотя он никакого участия в выступлении генерала Корнилова не принимал и о нем не знал, но если бы знал, то поддержал бы Корнилова всемерно, и готов нести полную ответственность как идейный его соучастник.

      Войсковой круг, однако, стал на сторону своего

Скачать книгу


<p>25</p>

Мельников Н. А. М. Каледин // Донская летопись. Вена: Донская историческая комиссия, 1923. № 1. С. 16.

<p>26</p>

А. М. Каледину было в это время 55 лет. По окончании Михайловского артиллерийского училища он был произведен в офицеры в конно-артиллерийскую батарею Забайкальского казачьего войска. Прослушав курс Академии Генерального штаба, он в течение шести лет прослужил на должностях Генерального штаба в Варшавском военном округе, и хотя он отбывал строевой ценз (командование эскадроном и дивизионом в полках регулярной кавалерии), но затем в течение пяти лет занимал должность старшего адъютанта войскового штаба Донского, Войска в течение трех лет – начальника Новочеркасского казачьего юнкерского училища и четырех лет – помощника начальника войскового штаба Донского Войска, проведя, таким образом, в родном ему войске большую часть своей службы.

Перед войной генерал Каледин был только что произведен в генерал-лейтенанты и выступил на войну начальником 12-й кавалерийской дивизии. Ранение, два Георгиевских креста, командование XII корпусом и 8-й армией во время Луцкого прорыва выдвинули его в первые ряды наиболее выдающихся наших военачальников последней войны, и лишь русская революция и расхождение с всегда несправедливым к нему и во время революции признавшим его «несоответствующим духу времени» Брусиловым заставили его уйти весной 1918 г. на покой – в Военный совет.