Скачать книгу

Райзман и Юткевич с женами, Утесов – Райкина, кажется, тогда не было, зато мог быть Крючков. И вдруг – телега, старая лошадь и мужик с вожжами, очень веселый, – подъезжает прямо к веранде.

      На телеге – собственной, немного пьяной, но в меру, персоной – Шпаликов, босой и мокрый. Потом он рассказывал, что они с мужиком-возницей всю дорогу хорошо говорили. Генка ему про кино всю правду открыл – уж представляю, что он нес – во вдохновении.

      Все главные так и притихли от удивления. А Генка взял туфли, слез с телеги, пожал руку вознице и спокойно пошел мимо сидящих, очень мило со всеми здороваясь и пятная бетонный пол следами ног. Почему он был такой мокрый, я так толком и не понял – у него же никогда правду от фантазии отличить было невозможно. Вполне мог сказать, что ему захотелось испытать – для литературы, – как плавается человеку в одежде. Но он – попроще – объяснил, что в какой-то водоем свалился по дороге со станции. Протрезвел и очень развеселился. Пошел выпить немного портвейна в столовой и крепко задружился там с мужиком на телеге.

      “Ему можно было пить, – глядя на меня правдивым и ясным взором, говорил мой друг, – он же не за рулем…”

      Тогда – возле спуска в котельную – Шпаликов не видел меня, а я его почему-то не окликнул. Потом он мне объяснил, что решил избавиться от лишних бумаг, черновиков, тетрадей и сжечь это все разом в топке. Наверное, при этом пошутили про Гоголя.

      Но эту сгорбившуюся под притолокой фигуру человека с кипой бумаг в руках, уходящую под землю, я запомнил. И это как-то странно – так мне, по крайней мере, показалось – рифмовалось с тем, как мы четверо – Саша Княжинский, Юлик Файт, Юра Хориков и я – спускались за ним в подвал морга.

      На самом деле это был подъем – к его посмертной известности, такой даже при жизни не было. И особенно широкой в нашу эпоху интернета.

      Но ведь не ради же этого…

      Мне кажется, это было воскресенье. Во всяком случае, этим могло объясняться, что в ледяном подвальном морге была всего одна дежурная служительница. Совершенно, как полагается, дантовская старуха в синем халате.

      Ребята выносили гроб, а я этот самый проклятый шарф.

      – Брось его! – крикнула мне старуха сердито. – Брось! Не надо его трогать!

      Я бросил. Она добавила:

      – Не убивайтесь, что удавился, он у вас был не жилец.

      Раннее стихотворение Гены, наверное, еще “суворовского времени”:

      Дни люблю

      пить,

      Буду сухарь грызть,

      И все равно –

      любить.

      Даже без рук

      и ног

      И с пустотой

      впереди

      Я б добровольцем

      не смог

      В небытие

      уйти…

      Я до сих пор не могу понять – почему он это сделал?

      Искал самые разные объяснения. В разные времена думал по-разному.

      Его любили все, думал я, его поначалу легко и приятно было любить. Но по-настоящему в его жизни не было любви, которая могла бы его спасти и удержать?

      Но

Скачать книгу