Скачать книгу

слова, не обозначающие встречи ни сейчас, ни потом (ср. выражение сказка – ложь…). В результате сама этимологизация тоже оказывается ложной: выявляется противопоставление современного смысла слова его этимологическому значению.

      Такая словообразовательная и смысловая многомерность слова (оно является одновременно и узуальным, и окказиональным) провоцирует двусмысленность слов схватка (1. ‘драка’ или ‘спор’ и 2. ‘грубое объятие’: действие по глаголу схватить), сшибка (1. ‘то же, что схватка, физическое или словесное столкновение’ или ‘спор’ и 2. ‘сбрасывание с лестницы: действие по глаголу сшибить’). Далее слово стопка уже вполне отчетливо расщепляется по крайней мере на два омонима: узуальное стопка ‘кипа, пачка’ (в строке Как нотная стопка) и окказиональное стопка от *стопать ‘топая, спуститься с лестницы’ (Которая стопка / Ног – с лестницы швыркой?)[40].

      Полисемия и внутрисловная омонимия, актуализированные контекстом, убеждают в том, что «установка на создание нового слова включает в себя осознание омонимических отношений» (Габинская 1981: 117).

      В русском языке проявляется отчетливая тенденция к развитию отглагольными существительными вторичных предметных значений. В. П. Казаков отмечает отсутствие резких границ между первичным абстрактным и вторичным конкретным значениями существительных, а также различную степень их опредмечивания (Казаков 1984: 26–30). Поэтический контекст Цветаевой постоянно удерживает сознание читателя на пограничных областях и перемещает в них явления, в современном языке от границ уже далекие.

      В данном случае ступени контекстуального словообразования, возвращающие предметным существительным их генетическую глагольность, моделируют центральный образ поэмы – лестницу; полисемия и омонимия существительных вносят также идею дисгармонии, соответствующую представлению о хаотичной многомерности жизненного устройства. Пример из поэмы «Лестница» вполне ясно показывает, что граница между окказиональным и узуальным намеренно устраняется Цветаевой. Если в данном случае это происходит на сравнительно большом отрезке текста, то в поэме «Переулочки» аналогичное явление можно наблюдать на узком пространстве четырехчленного сочетания:

      Занавес-мой – занаве́с!

      Мурзамецкий мой отрез!

      Часть-рябь-слепь-резь!

      Мне лица не занавесь!

(П.: 107).

      Элементы этого сочетания одновременно и окказиональны, и узуальны (кроме чисто окказионального слепь): часть ‘кусок’ и ‘то, что частит’; рябь ‘волнение на воде’ и ‘то, что рябит (в глазах)’; резь ‘ режущая боль (в глазах)’ и ‘то, что отрезано’. Удвоение значений происходит благодаря соседним словам, каждое из которых проявляет разные семантические потенции (см. анализ контекста: Фарыно 1985: 267–269; Зубова 1989-а: 107).

      3. Новое и старое

      Реставрация потенциальных свойств языка в поэзии нередко приводит к реставрации слов, утраченных языком, к совпадению окказиональных слов с диалектными, профессиональными, а также к совпадению авторских окказионализмов разных писателей

Скачать книгу


<p>40</p>

Менее отчетливо, но все же контекстуально обусловлено наличие еще двух омонимов: узуальное стопка – ‘стаканчик’ (имеются строки Торопкая склёвка /‹…› Что ни бросите – / Всё – в ход./ Кто не досыта ест – / Жрет) и окказиональное стопка от разг. стопить ‘истопить [печку]’; последнее значение соотносится с рядом Последняя сушка, / Последняя топка, / Последняя стирка.