Скачать книгу

сильно удивило и напугало Григория Лукьяновича. Ведь в коробице, которую он передал князю Старицкому был совершенно безобидный порошок – порох с мукой. А еще, как обухом по голове, когда он узнал, что в Александрове внезапно преставился думный дьяк Разбойного приказа Тимофей Никитин. В очередной раз схватил Бакуню за грудки:

      – Всё ли сделал, как я велел?

      – Молю тя, Григорий Лукьянович, – с испугу обронил тиун присказку хозяина. – Передал твое письмо дьяку ночью на Яузе, никто не видал.

      – Ну, а до того, как с ним встренулся, как об том договорился? Надеюсь, в приказ не препирался?

      – Обижаешь, Григорий Лукьянович. Мальчонку – сбитенщика за полушку нанял, научил, чтоб передал Никите, что его в темень у Лихой заставы ждут.

      – Отчего же тогда Тимошка подох?

      Бакуня развел руками:

      – Так, видать, на роду написано.

      – Дурень! – оттолкнул тиуна Малюта. – Попало ли письмо к царю, вот и ломай теперь голову. И от чего он занемог?

      – На Торговой площади сказывают, ужо Филипп государя причастил, отходит.

      – Да-а. Неужто князь Владимир порошочек подменил? Во, беда-то! Или не беда?

      – Чего?

      – Не напрягайся, лопнешь. И что с князем Старицким? – вслух рассуждал Скуратов. – Ежели письмо дошло до Ивана, то тот в Александрове под замком, а ежели…

      – Чего ты гадаешь, Григорий Лукьянович, как девка перед рождеством. Здесь князь, под Москвой, в Воробьевой слободе, у сродственников.

      – Откуда знаешь? – выкатил глаза Малюта. Его часто поражало то, что тиун ведает всё, что творится кругом. Ценил в том числе и за это.

      – В Москве сорок много, на хвосте приносят.

      – Та-ак, – протянул Скуратов и даже дернул себя за бороду. – Прям Гандикап.

      – Ты же в шахматы не умеешь, – заржал Бакуня.

      – Внимательный очень. Пасть закрой. Седлай лучше.

      Перед сумерками, когда по Москве уже начали расставлять сторожевые рогатины, Малюта вместе с верным Бакуней, отправился в Воробьеву слободу.

      Хитрый план

      Иван Васильевич лежал на широкой кровати в царских покоях. Темные занавесы на ней были плотно задернуты. Возле стоял митрополит Филипп, опираясь на тонкий, с костяными ручками посох. Он шептал молитву.

      – Видать, отхожу, пресветлый, – произнес еле слышно государь.

      – По грехом нашим и беды, – вздохнул Филипп. – За всё плата наступает. Облегчи душу, не томись. Туда, – указал он посохом на потолок, – кроме неё ничего не возьмешь. А она должна быть чиста, аки слеза младенца. Распусти опричнину, помилуй обреченных, покайся за невинноубиенных.

      – Всё сделаю, Филлипушка, токма оставь меня покуда, сил нет.

      – Оставлю, государь Иван Васильевич. Крепись.

      Митрополит собрался уже уходить, на пороге задержался:

      – Меня зело судьба великой духовной ценности беспокоит, что с ней будет, ежели… О либерии бабки твоей Софьи размышляю. Кому она без тебя надобна окажется? Растащат, немцам проклятым продадут, а то и вовсе спалят.

      – На тебя

Скачать книгу