О стихах - Михаил Гаспаров

Скачать книгу

from the forlorn world his visage hide,

      Stealing unseen to west with this disgrace.

      Even so my sun one early mom did shine

      With all-triumphant splendor on my brow;

      But out, alack! he was but one hour mine;

      The region cloud hath mask’d him from me now.

      Yet him for this my love no whit disdaineth;

      Suns of the world may stain when heaven’s sun staineth.

      Я наблюдал, как солнечный восход

      Ласкает горы взором благосклонным,

      Потом улыбку шлет лугам зеленым

      И золотит поверхность бледных вод.

      Но часто позволяет небосвод

      Слоняться тучам перед светлым троном.

      Они ползут над миром омраченным,

      Лишая землю царственных щедрот.

      Так солнышко мое взошло на час,

      Меня дарами щедро осыпая.

      Подкралась туча хмурая, слепая,

      И нежный свет любви моей угас.

      Но не ропщу я на печальный жребий, –

      Бывают тучи на земле, как в небе.

      Μ. М. Морозов в послесловии к книге сонетов Шекспира в переводах С. Маршака пишет по поводу этого перевода: «Знание языка поэтом заключается, прежде всего, в отчетливом представлении о тех ассоциациях, которые вызываются словом. Мы говорим не о случайных ассоциациях, но об ассоциациях, так сказать, обязательных, всегда сопровождающих слово, как его спутники. Вот, например, буквальный перевод первого стиха сонета 33: «Я видел много славных утр». Но этот буквальный перевод является неточным, поскольку на английском языке эпитет «славный» (glorious) в отношении к погоде обязательно ассоциируется с голубым небом, а главное, с солнечным светом. Мы вправе сказать, что эти ассоциации составляют поэтическое содержание данного слова. Перевод Маршака: «Я наблюдал, как солнечный восход» – обладает в данном случае большей поэтической точностью, чем «буквальная» копия оригинала» (Морозов 1948, 183).

      Так ли это?

      Бесспорно, glorious morning – это прежде всего утро с голубым небом и солнечным светом. Но не только это. Значение «славный» в английском эпитете glorious сохраняется, а в сонете Шекспира не только сохраняется, но и подчеркивается всей лексической и образной системой произведения. В самом деле: у шекспировского «славного» солнца – «державный взор» (sovereign eye) и «всеторжествующий блеск» (alltriumphant splendor), а тучи, заслоняющие его, – «низкие», «подлые» (basest), «позорящие» (disgrace). Поэтому, отказавшись от понятия «славный», Маршак должен отказаться и от этих образов-спутников. Так он и делает: вместо «державного взора» у него – «благосклонный взор», вместо «блеска» – «щедрые дары», вместо «позора» – «лишение щедрот». Шекспировское солнце прекрасно, потому что оно – блистательное и властное; у Маршака солнце прекрасно, потому что оно – богатое и доброе. (Вульгарный социолог старого времени мог бы прямо сказать, что шекспировское солнце – феодальное, а маршаковское – буржуазное.) Маршак называет свое солнце «солнышком» (и Морозов – там же, с. 178 – горячо это приветствует); шекспировское же солнце назвать «солнышком» немыслимо. Перед нами два совсем разных образа.

      Эта разница достигается не только лексическими средствами, но и более тонкими – грамматическими. У Шекспира фраза построена так: «солнце… позволяет тучам ковылять перед своим небесным ликом и скрывать его образ от мира, между тем как оно незримо

Скачать книгу