Скачать книгу

в качестве прецедентов. Так, в Лихвине в 1698 году истец просил, чтобы дело решили «по Улаженью, и по Новым статьям, и по примерам»[320]. И все же самым важным источником для получения сведений в ходе розыска в России был допрос.

      Допрос

      Допрос, или «роспрос», участников судебного процесса, очевидцев и других вовлеченных лиц был наиболее часто используемым следственным приемом. Судебники упоминают об этой процедуре регулярно[321], но посвящают ей всего пару рекомендаций. Например, судьи должны были опрашивать свидетелей отдельно, а подьячим запрещалось зачитывать результаты опроса местного населения участникам тяжбы. Частные лица, согласно Уложению, давали показания «по государеву крестному целованью пред образом Божиим для того, чтобы они сказывали правду, как им стать на страшнем суде Христове». Судебники с 1497 года увещевали свидетелей, за исключением тех, кого опрашивали о преступной репутации обвиняемого, давать показания лишь о виденном собственными глазами, а не услышанном от кого-либо[322]. Везде акцент делался на подлинных показаниях, а не на эмоциях. В России не обращали внимания на психологические факторы, вроде выражений лица или движений тела как показателей вины или раскаяния, хотя в Европе после реформации это все больше входило в обыкновение[323].

      На практике судьи, как и полагается, опрашивали свидетелей порознь. Особое значение этому придавалось в политических делах, где расследование старались проводить с максимальной секретностью[324]. В отличие от обвинительного процесса, где движущими силами являлись истец и ответчик, здесь процесс был под контролем судей, задававших разные вопросы участникам дела и свидетелям. Сами вопросы часто содержались в инструкциях из Москвы, или воеводы сообщали в столицу, какие именно вопросы они задавали[325].

      Существовало несколько обстоятельств, освобождавших от дачи показаний. Уложение утверждает, что жены не должны были свидетельствовать против мужей, но даже это правило в реальности нарушалось, и другие родственные отношения не обеспечивали иммунитета. Например, жена дала показания в пользу своего мужа в деле об убийстве в 1635 году, заявив, что он лишил жизни человека, защищая ее. После восстания Степана Разина одна женщина подверглась допросу в июле 1672 года о своем муже. Для них организовали очную ставку, на которой он отверг ее утверждение о его участии в восстании[326]. В другом случае, в 1687 году, мать обвиняемого была задержана и подвергнута допросу о сыне, сбежавшем от собиравшихся арестовать его людей. В делах особой важности, вроде колдовства, членов семьи выставляли друг против друга: жены и мужья, матери и дочери, более отдаленные родственники свидетельствовали друг против друга[327].

      Ни этническая, ни гендерная, ни социальная принадлежность не были препятствием для дачи показаний. Женщины, крепостные, холопы, представители нерусских

Скачать книгу


<p>320</p>

Расправная палата: Седов П.В. Закат Московского царства. С. 415. АМГ. Т. I. № 259 (IX) (1629). ПСЗ. Т. II. № 900 (1681). РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 1824. Л. 147 (1698). Холопий приказ в 1620–1630-х гг. использовал правовые прецеденты: Hellie R. Slavery in Russia. Р. 96–97, 144, 235. Прецеденты с 1686 по 1688 г. упоминаются в деле 1701 г.: РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 965. Л. 165–166.

<p>321</p>

Допрос: Соборное уложение. Гл. 2. Ст. 16; Гл. 10. Ст. 7, 251; Гл. 21. Ст. 35, 38, 44–47, 63: РЗ. Т. III. С. 88, 102, 145, 234, 236–238, 240. В Уложении «допрос» обычно ассоциируется с обвинительным процессом, а «расспрос» – с розыскным. Восточнославянские памятники церковного права включали византийский текст «О свидетелях», но он не применялся в Московском государстве: The Laws of Rus’: Tenth to Fifteenth Centuries / Trans. and ed. D.H. Kaiser. Salt Lake City, Ut.: Charles Schlacks Jr. Publisher, 1992. Р. 118–121.

<p>322</p>

Не читать показания местного населения вслух: ЗА. № 30 (1558); говорить правду: Уложение. Гл. 10. Ст. 173. РЗ. Т. III. С. 130; свидетельствуют очевидцы: Судебник 1497 г. Ст. 67. РЗ. Т. II. С. 62; Судебник 1550 г. Ст. 99. РЗ. Т. II. С. 120; Судебник 1589 г. Ст. 203. ПРП. Т. IV. С. 439; Уложение. Гл. 10. Ст. 161, 172–173. РЗ. Т. III. С. 127, 130.

<p>323</p>

Rublack U. The Crimes of Women. Р. 44–45; Royer K. Dead Men Talking: Truth, Texts and the Scaffold in Early Modern England // Penal Practice and Culture, 1500–1900: Punishing the English / Eds. S. Devereaux, P. Griffiths. London: Palgrave Macmillan, 2004. Р. 63–84. Рустемайер замечает, что с упадком пытки в XVIII в. следователи все больше проявляли интерес к «совести»: Rustemeyer A. Dissens und Ehre. Р. 353–354.

<p>324</p>

АМГ. Т. I. № 55 (1614), 259, 276 (1629), 527 (1633); АМГ. Т. II. № 444 (1650); РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 263. Л. 254 (1663); Там же. Стб. 294. Л. 189, 196 (1676); РГАДА. Ф. 1107. № 3906. Л. 12 (1691); РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 1378. Л. 44 (1699). Политическое преступление: Тельберг Г.Г. Очерки политического суда. С. 175–177. Секретность также была нормой в розыскном процессе в Европе: Peters E.M. Torture. Р. 63–64.

<p>325</p>

Вопросы из Москвы: РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 83. Л. 259 (1635); Там же. Стб. 83. Л. 582–583 (1637); РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 567. Л. 393 (1648). Воеводы сообщали о том, какие вопросы они задавали: РГАДА. Ф. 141. 1651 г. № 58. Ч. 2. Л. 197 (1651), Л. 263 (два дела 1651); РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 187. Л. 454 (1656).

<p>326</p>

Жены и мужья: Соборное уложение. Гл. 10. Ст. 176–177. РЗ. Т. III. С. 130. РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. № 83. Л. 258–267, 708–709 (1635). КВ. Т. III. № 210. С. 236 (1672); похожее дело: РГАДА. Ф. 1107. № 4310 (1698).

<p>327</p>

РГАДА. Ф. 1122. Оп. 1. Ч. 2. № 1424. Л. 2–3 (1687). Родственники в делах о колдовстве: РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 564. Л. 196–197 (1647); Новомбергский Н.Я. Слово и дело государевы. Т. 2. Колдовство. № 1 (1622), 6 (1636), 11 (1647), 21 (1664), 26 (1676).