Скачать книгу

Михаил Светников отказывается ходить на работу, несмотря на все увещевания. Документальная форма «явки» часто использовалась для того, чтобы обосновать невиновность ее подателя. Например, шуйский губной староста извещал в 1626 году о незаконной торговле вином и воровстве кабацкого дохода, о чем ему стало известно от кабацкого дьячка и одной горожанки[272]. Таким же образом мценский воевода в 1635 году, как упоминалось в начале второй главы, жаловался царю, что его подьячего избрали в качестве губного дьячка; воевода опасался для себя опалы, если без делопроизводителя в съезжей избе произойдет «поруха» государеву делу. Еще более драматично развивались события, когда в 1641 году подьячий обвинил брянского воеводу в измене; тот созвал всех представителей местной элиты и перед ними публично отверг обвинения и пытался отдать им «городовые и острожные» ключи, грозя скорее уйти, чем терпеть подобную клевету. В допросе подьячий признался, что его обвинения были ложными, вызванными страхом грозившего ему, по приказу воеводы, избиения. О воеводе он говорил, что тот «человек жестокий, бьет без пощады». Разрядный приказ, расследовавший эту безобразную ссору, оставил воеводу на должности, а подьячего строго отчитал за ложное обвинение, что было довольно мягким наказанием. Примеры подобной самозащиты можно легко умножить[273].

      Служилые люди столь напористо оправдывались по ряду причин: они опасались телесных наказаний, штрафов, конфискации земель и потери дохода, которыми грозило государство. Они также пеклись о своей личной чести: быть ложно обвиненным в неповиновении царю (а коррупция воспринималась именно так); это серьезное оскорбление, на которое нельзя не ответить. Государство также было весьма заинтересовано в наказании коррупции: благодаря этому оберегались имеющиеся скудные ресурсы и осуществлялась обязанность царя по защите своих подданных. Власть наказывала, когда она могла это сделать, но существовали структурные препятствия к подлинно эффективному управлению чиновничеством.

      Борьба с коррупцией

      В 1620 году царь Михаил Романов так определил коррупцию в одном из указов: «В городех воеводы и приказные люди наши всякие дела делают не по нашему указу, и монастырем, и служилым, и посадцким, и уездным, и приезжим всяким людем чинят насилства, и убытки, и продажи великие, и посулы, и поминки, и кормы емлют многие». Его правление было печально известно появлением так называемых «сильных людей», против которых часто возникали коллективные челобитные, спровоцированные их манипулированием судами на местах[274]. Подобным образом Григорий Котошихин, возможно, с некоторой горечью по отношению к своим бывшим коллегам, обвинял приказных судей: «Ни во что их есть вера и заклинателство, и наказания не страшатся, от прелести очей своих и мысли содержати не могут и руки свои ко взятию скоро допущают, хотя не сами собою, однако по задней леснице чрез жену, или дочерь… Однако чрез такую их прелесть приводит душа их, злоиманием, в пучину

Скачать книгу


<p>272</p>

ПДП. № 206 (1618). СИДГ. № 218 (1628). ПДП. № 127 (1626).

<p>273</p>

АМГ. Т. II. № 11 (1635). СИГД. № 204 (1641), цит. на с. 361. Другие примеры: Новомбергский Н.Я. Слово и дело государевы. Т. 2. Колдовство. № 5 (1630), 6 (1636), 20 (1664); РГАДА. Ф. 210. Приказной стол. Стб. 567. Л. 190–193 (1648); РГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 158. Л. 504–515 (1655).

<p>274</p>

ЗА. № 98 (1620). Коррупция в Московском государстве: Torke H. – J. Die staatsbedingte Gesellschaft. Р. 76–81; Brown P.B. Early Modern Russian Bureaucracy. Р. 247, 264–280; Глазьев В.Н. Власть и общество. С. 286–292. Коллективные челобитные: Kivelson V.A. Autocracy in the Provinces. Р. 224–227, 234–240; Torke H. – J. Die staatsbedingte Gesellschaft. Сh. 3.