Скачать книгу

и вырос непосредственно из вскормленной насилием политической культуры Веймарской республики.

      Свирепость, с которой охранники обращались с заключенными, объясняется и весьма специфическим менталитетом нацистских полувоенных образований образца 1933 года, объединившим в себе эйфорию победы и вседозволенности с параноидальными идеями – смесь, в высшей степени взрывоопасную. Охранники праздновали победу нацизма. Опьяненные внезапно свалившейся на них властью, они были отнюдь не великодушными победителями: украсив лагеря захваченными знаменами левых партий, они впечатывали свое превосходство каблуками сапог в тела поверженных противников[200]. «Подумайте, а что они сделали бы с вами», – вдалбливало начальство лагеря Кольдиц в головы штурмовиков и эсэсовцев, натравливая их на заключенных весной 1933 года[201]. Нередко ненависть к заключенным была не отвлеченной, а вполне персонифицированной. По причине локального характера раннего нацистского террора тюремщик и заключаемый в тюрьму порой неплохо знали друг друга. Они выросли на тех же улицах и делили долгую историю вражды и мести. Теперь настало время окончательно свести счеты. Как писал в 1934 году один бывший заключенный Дахау, худшее, что может случиться с заключенным, – это быть узнанным охранником из твоего же родного города[202].

      Но за безудержным хвастовством охранников скрывалась тревога. Нацистская пропаганда столь долго мусолила тему коммунистической угрозы, что ее быстрое и сокрушительное поражение казалось слишком уж легким. Страх перед неизбежным контрударом преследовал очень многих нацистов весной и летом 1933 года. Впрочем, и некоторые из заключенных-коммунистов не сомневались, что восстание рабочих не за горами[203]. Нацистские чиновники опасались, что их первые лагеря подвергнутся атаке вооруженных рабочих бригад, как тюрьмы во время революции в Германии 1918–1919 годов. Охрану призывали хранить бдительность перед лицом возможных угроз извне[204].

      Постоянная боязнь призрака коммунизма подталкивала охранников к агрессии, в особенности в ходе так называемых допросов. Во многих первых лагерях существовали специальные камеры пыток, где властвовали штурмовики и эсэсовцы, где охранники вытягивали из заключенных имена, адреса явочных квартир и тайных складов оружия. В Ораниенбурге, например, изуверы штурмовики в камере номер 16 избивали заключенных до тех пор, пока тела не превращались в сплошное кровавое месиво[205]. Смертельные случаи среди заключенных пока что были относительной редкостью в первых лагерях. Вопреки мнению о том, что уже первые нацистские лагеря были оплотом геноцида, высказываемому отдельными исследователями, в частности Ханной Арендт, подавляющее большинство заключенных выживало[206]. Но многие сотни их погибли в 1933 году от рук палачей-охранников или же покончили жизнь самоубийством. Самыми уязвимыми из всех были евреи и известные политические заключенные[207].

Скачать книгу


<p>200</p>

См.: Mayer-von Götz, Terror, 123. Более широко о взаимосвязи между тотальной властью и насилием см.: Zimbardo, Lucifer, 187.

<p>201</p>

Baganz, Erziehung, 97–98, цит. по 189.

<p>202</p>

Ecker, «Hölle», 25. Примеры см. в Stokes, «Das oldenburgische Konzentrationslager», 196; Ibach, Kemna, 22; Morsch, «Oranienburg – Sachsenhausen», 121–122.

<p>203</p>

Dillon, «Dachau», 47–51; Knop и др., «Häftlinge», 47–48; Wohlfeld, «Nohra», 116–117.

<p>204</p>

Dillon, «Dachau», 67–68. См. также: Wachsmann, Prisons, 36; ITS, ARCH/HIST/KL Kislau, Bl. 59–72: Wachvorschrift, July 12, 1933.

<p>205</p>

Seger, «Oranienburg», 28–30; Mayer-von Götz, Terror, 63, 65, 89, 93, 138.

<p>206</p>

Arendt, «Concentration Camps», 758.

<p>207</p>

Цифры по отдельным лагерям см.: Drobisch and Wieland, System, 127–131; Mayer von Götz, Terror, 147–152.