Скачать книгу

голландку, и, сидя на полу, размышлял: – что значит писать о «пережитом»?

      Все, написанное в поэме, я пережил…

      И – стихи! Они случайно попали в рукопись. Они были маленькой тайной моей, я никому не показывал их, да и сам плохо понимал. Среди моих знакомых кожаные переводы Барыковой и Лихачева из Коппэ, Ришпэна, Т. Гуда и подобных поэтов ценились выше Пушкина, не говоря уже о мелодиях Фофанова. Королем поэзии считался Некрасов, молодежь восхищалась Надсоном, но зрелые люди и Надсона принимали – в лучшем случае – только снисходительно.

      Меня считали серьезным человеком, солидные люди, которых я искренно уважал, дважды в неделю беседовали со мною о значении кустарных промыслов, о запросах народа и обязанностях интеллигенции, о гнилой заразе капитализма, который никогда – никогда! – не проникнет в мужицкую, социалистическую Русь.

      И – вот, все теперь узнают, что я пишу какие-то бредовые стихи! Стало жалко людей, которые принуждены будут изменить свое доброе и серьезное отношение ко мне.

      Я решил не писать больше ни стихов, ни прозы и, действительно, все время жизни в Нижнем – почти два года – ничего не писал. А – иногда очень хотелось.

      С великим огорчением принес я мудрость мою в жертву все очищающему огню.

      –

      …В. Г. Короленко стоял в стороне от группы интеллигентов-»радикалов», среди которых я чувствовал себя, как чиж в семье мудрых воронов.

      Писателем, наиболее любезным для этой среды, был Н. Н. Златовратский, – о нем говорили: «Златовратский очищает душу и возвышает ее».

      А один из наставников молодежи рекомендовал этого писателя так:

      – Читайте Златовратского, я его лично знаю, это честный человек!

      Глеба Успенского читали внимательно, хотя он подозревался в скептицизме, недопустимом по отношению к деревне. Читали Каронина, Мачтета, Засодимского, присматривались к Потапенко.

      – Этот, кажется, ничего…

      В почете был Мамин-Сибиряк, но говорили, что у него «неопределенная тенденция».

      Тургенев, Достоевский, Л. Толстой были где-то далеко за пределами внимания. Религиозная проповедь Л. Н. Толстого оценивалась так:

      – Дурит барин!

      Короленко смущал моих знакомых; он был в ссылке, написал «Сон Макара» – это, разумеется, очень выдвигало его. Но – в рассказах Короленко было нечто подозрительное, непривычное чувству и уму людей, плененных чтением житийной литературы о деревне и мужике.

      – От ума пишет, – говорили о нем – от ума, а народ можно понять только душой.

      Особенно возмутил прекрасный рассказ «Ночью», в нем заметили уклон автора в сторону «метафизики», а это было преступно. Даже кто-то из кружка В. Г. – кажется Л. И. Богданович – написал довольно злую и остроумную пародию на этот рассказ.

      – Ч-чепуха! – немножко заикаясь, говорил С. Г. Сомов, человек не совсем нормальный, но однако довольно влиятельный среди молодежи. – Оп-писание физиологического акта рождения, – дело специальной литер-ратуры и тараканы тут не при чем. Он п-подражает

Скачать книгу