LITMIR.BIZ

Скачать книгу

что-то там оборвалось…

      Глупости, глупости… Ничего она ему не скажет… Она никому ничего не скажет. У всех что-то там оборвалось. У всех. Потому, наверно, счастье – скучно, а несчастье – возвышенно.

      Скоро Успенье. На Успенье Зельда сходит в костел и подаст нищим.

      – Доброта вашей дочери безгранична. Но подобает ли еврейке подавать в притворе иноверцам? – жалуется на нее отцу молодой рабби Гилель.

      Пусть рабби Гилель не беспокоится: и добро можно творить от скуки. Она и еврейкой останется потому, что и русским скучно. И литовцам, и калмыкам, и, как их там, ногайцам… Ах, как скучно после бала, рабби Гилель! Как там в Писании сказано: «И сотворил Бог скучного человека из праха земного, и вдунул в ноздри его скуку, и стал человек существом скучным. И насадил Господь скучный сад в Эдеме… и поместил там человека, которого от скуки сотворил».

      В комнату с половой тряпкой в руке входит Голда.

      – Все играете, барышня? – искренне сетует она. – Погуляли бы, пока полы помою и пока ваши ученички не пришли.

      – Мой, – отвечает Зельда, откидывается на спинку стула и долго трет озябшие от музыки руки.

      – Вы уж, барышня, не сердитесь, по мне, лучшая музыка – это мужчина, – Голда прыскает и мочит тряпку в ведре.

      – А у тебя… много их у тебя было? – неожиданно спрашивает Зельда.

      – Боже упаси! – машет тряпкой Ошерова вдова, и грязные брызги летят на умолкший клавесин.

      – А когда не любишь? – не оборачиваясь, допытывается хозяйка. – Тогда какая музыка?

      – Что правда, то правда. Когда не любишь, тогда не музыка, а вы уж, барышня, не сердитесь, скрип… как будто во дворе сырые дрова пилят…

      Голда снова прыскает и принимается с веселым остервенением натирать половицы.

      – А твой жилец, – продолжает Зельда, – он кто?

      – Ицик, – но-кошачьи выгибает спину Голда. – Лесоруб.

      – Еврей – лесоруб?

      – У вашего папаши в работниках. Играйте, барышня, играйте. Под музыку полы мыть приятней.

      Но Зельда не притрагивается к клавишам. Она смотрит на Голду, на ее всклокоченные волосы, подоткнутую домотканую юбку, на тяжелые голени.

      – Твой жилец с меня глаз не сводит в синагоге.

      – Молодой бычок на все стадо смотрит, – орудуя у ног хозяйки тряпкой, говорит Ошерова вдова. – Поднимите, пожалуйста, ноги. Господи, какие они у вас худющие!..

      – Ноги как ноги, – защищается Зельда и почему-то вся съеживается. «Лучшая музыка – это мужчина». Грубо, но, пожалуй, верно. Не воздух исцеляет от хандры, не Бах и не Шопен, а любовь и смерть. На свете, говорила Верочка Карсавина, есть один тиран, перед которым все бессильны, этот тиран – любовь.

      – Придут ваши погромщики и наследят, – ворчит Голда.

      – Никакие они не погромщики.

      – Каков отец, таковы и дети.

      – И отец не таков. Урядник – чин, а не вина.

      – Вы уж барышня, но вы совсем людей не знаете. Урядник и чин, и вина.

      Может, Голда права. Может, не стоило связываться с Нестеровичем.

Скачать книгу