ТОП просматриваемых книг сайта:
Гласто. Андрей Олегович Мальцев
Читать онлайн.
Минусом же было то, что спорили они почти все время и почти по любому поводу. А если Лера в чем-то и соглашалась с ним сразу, то чаще всего, это означало лишь, что спор отложен. То, что он мужчина, а значит, решающее слово за ним – это вообще было табу: «Почему-почему я должна соглашаться? Это что еще за патриархальные штучки?»
Справедливости ради, до последнего времени это все больше походило на игру, на упражнения в риторике, а не на реальную попытку решить раз и навсегда, кто прав, кто виноват, и что делать. Никто ни на кого не обижался.
Его друг Марк всегда избегал серьезных отношений. «Лучше оставаться друзьями, – говорил он. – Любовники чаще всего расходятся навсегда, а зачем расставаться с приятным человеком? Нельзя, отдалившись, достичь той же степени доверия, которая была. Со многими сейчас было бы интересно и приятно дружить, а поздно». Алекс же влюбляся отчаянно, и его романы всегда оставляли после себя пепелища сожженных мостов.
Но на этот раз все должно было быть иначе. Он нисколько не сомневался, что нашел любовь всей своей жизни, испытывал к Лере самые нежные чувства, и не допускал даже мысли, что это может быть не навсегда. Любовь окрыляла, хотя риск слишком высоко взлететь и обжечься, настораживал: он боялся потерять ее, знал, что последующие попытки что-то исправить, наверняка его доконают.
Боялся, но все равно каким-то противоестественным образом приближал расставание.
Strangelove. That’s how my love goes.
Она вернулась в комнату с каменным лицом и начала собирать вещи. Алекс удивлялся, насколько в этот момент она не была похожа на ту Леру, в которую он влюбился – милую девчонку с открытым лицом и доброй улыбкой. Хотелось схватить ее за плечи и вытряхнуть всю эту дурь.
Видно было, что Лера уже почти плачет. Он понимал, что должен подойти, попытаться успокоить ее, найти нужные слова. «Ну, или хотя бы помочь донести ей сумки до метро», – вступал он мысленно в диалог сам с собой.
Но Алекс не сделал ничего. С демонстративным спокойствием он отвернулся, и откинулся на спинку кресла.
Временами он хотел казаться более жестким, чем был. Что было не так сложно, поскольку он не был жестким совершенно: напротив, готов был умиляться любой мелочи, увидев ее красоту под только ему ведомым правильным углом. Красота для него была всюду: в музыке, словах и красках, жестах, взглядах и запахах, прикосновениях воды и ветра. В симметрии и числах Фибоначчи. «Мы могли бы жить в идеальном мире, если бы не врожденное стремление разрушать, – писал он однажды в своем пафосном блоге, эпиграфом к которому было: «А затем». – Красота