ТОП просматриваемых книг сайта:
Курсанты. Валерий Гудошников
Читать онлайн.
«Загрустил» Николай Иванович. Грусть его выражалась своеобразно. На базе он уходил на кладбище, а здесь уходил в степь, садился на пригорок и, уставившись в одну точку, яростно драл затылок, сдвинув на лоб фуражку. При этом вид у него был такой, будто что-то мучительно пытался вспомнить и никак не мог. В таком состоянии он мог пребывать часами и старшины, спохватившись, посылали искать его. Он приходил хмурый и неразговорчивый.
– Что, Корифей, кладбище искать ходил? – подсмеивались над ним.
– Далековато тут до кладбища. Рядом только мусульманские.
– А ты на «Аэрофлоте», Коля добирайся туда. Всё-таки, корабль пустыни, – имели в виду верблюда, на боку которого шутники выжгли тавро «Аэрофлот» и эмблему.
Загрустил и Гарягдыев.
– Дядя, – подошёл ко мне. – Я принял решение.
– Какое?
– Вот! – протянул бумагу. – Это рапорт. Не могу больше. На базе в увольнений можно было ходить, а тут куда? Мне скоро тридцать, а я четыре год строем отшагал. Три в Кривой Рога, год здесь. И ещё два. Мне жену надо. Не могу больше.
Я увёл Гену в степь. Степь иногда хорошо лечит от моральных недугов. Походили с ним, попугали сусликов. Как мог, объяснил ему, что до полётов-то остались считанные дни, потерпеть надо, пройдёт эта хандра. Все мы скучаем, но ведь терпим. Иначе время, проведённое здесь, просто пропадёт.
Заскучали и некоторые другие ребята. Но юность есть юность. Уже утром следующего дня и Корифей и другие были иными людьми. Ностальгия проходила быстро.
––
Поздним вечером, когда остывает раскалённый за день воздух, начинают доноситься непередаваемые запахи степи: горьковатые, терпкие и освежающие. В такие предзакатные минуты вспоминается иногда родной край, где родился и вырос. Где прошло детство, и появились первые друзья, первая любовь. Сегодня я дежурный по лагерю. Первый час ночи. Тишина в степи, все спят. Только на стоянках самолётов бодрствуют часовые, да не гаснет свет в караульном помещении.
Обойдя ещё раз небольшую территорию лагеря, усаживаюсь под грибком дневального, отправив его спать. Но тот сел на ступеньку казармы, курит молча. Вспоминает чего-то. Спит лагерь. И словно утренний тихий туман под стрёкот ночных кузнечиков наплывают воспоминания. Скоро год, как я здесь. В жизни срок и не такой уж большой. Но вдали от родины он заставляет смотреть на прошлое, словно из десятилетней давности. Нигде так не происходит «переоценка ценностей» прошлой жизни, как вдали от родины, от друзей и родных. И вдруг становится ясно, сколько невинных глупостей мы совершали в прошлой жизни. Невинных, но не забытых. И не эта ли причина того, что я жду, жду единственного письма, а его нет. А с�