Скачать книгу

Первые требуют изучения более широких слоев революционной культуры и останутся за пределами нашего исследования. Разница между «диалектами» выявляет важнейшие моменты в самом коммунистическом дискурсе, которые при ином взгляде трудноуловимы и которые мы постараемся обозначить. Никакого «децистского», «троцкистского» и тем более «зиновьевского» языка как целостного явления, конечно, не существовало. Использовались те же слова (от слова «дискуссия» до слова «раскол»), но – и это нам важно – в разном, порой диаметрально противоположном значении. Оппозиционеры не создали свой контрсловарь, но в прагматике действий, в интеракции переозначили, переосмыслили чуть ли не весь большевистский тезаурус. Произошло своего рода сектантское отделение, притом что словарь коммуниста оставался неизменным и оппозиционеры не выходили за границы все того же единого, эсхатологического большевистского нарратива. Итак, мы постараемся указать на особенности оппозиционного словоупотребления, но диалекты нас будут интересовать не сами по себе, а как способ исследования общего социолекта большевизма.

      В дискуссии было что-то сиюминутное, мимо чего ретроспективное прочтение может легко пройти. Спорящий старался менять парадигмы описания того или иного политического явления, сообразуясь (если не всегда соглашаясь) с тезисами ЦК. Формулируя свою позицию, он выдвигал политический аргумент в соответствии с конкретной исторической ситуацией. В то же время дискутант реагировал на аргументы других товарищей, соглашаясь с ними, полемизируя с ними, высмеивая их. Нас будет интересовать та констелляция значений, которая определяла риторическое намерение говорящего, – не только то, что его слова могли значить, но и какое они имели воздействие. Споря, убеждая, коммунисты стремились не только к выстраиванию четкой аргументации, но и к повышению своего авторитета. Придавая форму мнениям окружающих, выступающий не только модифицировал политический язык, но и преследовал прагматическую цель: возглавить местных оппозиционеров или попасть в партийный аппарат223.

      Речи дискуссантов фиксировались в подробных стенограммах на четыре-пять страниц, иногда и больше. Рукописные оригиналы в архивах встречаются довольно редко: эти материалы дошли до нас в отпечатанном и упорядоченном виде. Стенограммы включают пересказы выступлений с указанием фамилии говорящего (но без имени и отчества) и партячейки, в которой он был зарегистрирован. Часто к стенограммам прилагали все предложенные на собрании резолюции с указанием результата голосования (велся общий подсчет голосов, поименные голосования были редкостью). Мы обычно не знаем точно, кем и для кого создавались стенограммы. Личности машинисток и их число неизвестны: в стенограмме это не указывалось, их подписи также отсутствовали. Перед нами в основном текст явно сокращенный, иногда – с обозначением (опять-таки редким) выходов в невербальное общение: как правило, это выкрики или смех.

Скачать книгу


<p>223</p>

Атнашев Т., Велижев М. Указ. соч. С. 27–28; Pocock J. G. A. The History of Political Thought: A Methodological Inquiry // Philosophy, Politics and Society. 2nd ser. / Ed. by P. Laslett and W. G. Runciman. Oxford: Oxford University Press, 1962. P. 183–202; Skinner Q. Meaning and Understanding in the History of Ideas // History and Theory. Vol. 8. № 1. 1969. P. 3–53.