Аня ждет рассвет - Ольга Васильевна Рыбакова

Скачать книгу

ебешок из слоновой кости – тот, который папа из Индии привез, с мелкой россыпью алмазиков. Хотя потом они оказались фианитами. Ох и лопух твой отец! Фата сама коротенькая, до середины спины, и вся дымно-белоснежная, расшитая цветами. Чудо, а не фата!

      Мама вела рукой по голове, поправляла гребешок в волосах. Искрились камни в томном свете электрической лампы.

      − Погода уже прохладная стояла – снежок выпал. Шубу еще рано, в курточке несолидно. Я пальто-то и накинула. Ничего пальто, приталенное, с пояском, до колена. Хорошо смотрелось, хоть и черное.

      Кажется, крылась в этом какая-то роковая взаимосвязь – в том, что не успели черное поменять на белое. И пошла-покатилась жизнь, перешитая шерстяными теплыми нитками.

      В пожаре сгинул весь свадебный наряд: и платье, и фата, и сапоги. В суматохе потерялись фотографии и прочие нужные вещи. Только каким-то странным образом пощадил огонь пальто в целлофановом, от моли, пакете на дне сундука. Мама тогда досадливо повела узким плечом и хорошенько его встряхнула.

      Когда папа попал в аварию, сломал ногу и не мог ходить, мать распустила рукав нелюбимой одежды и вязала ему носки. Он смеялся и обещал купить белую – молочную, говорил – пряжу. Когда папа уходил к другой, мама ему это припомнила.

      − Давай, − гордо говорила мама, рисуя себе стрелки на веках. – Давай. Не держу. Насильно мил не будешь, так? Шиты белыми нитками все твои обещания!

      − Какие обещания? – рискнул робко уточнить он.

      Она посмотрела на него своим отрепетированным пренебрежительным взглядом и вздохнула:

      − Пока смерть не разлучит нас, Валентин!

      Папа осекся, побледнел и вышел, плотно прикрыв дверь. Карандаш в маминых пальцах дрогнул и прочертил коричневую кривую линию по ее щеке. Никто не мог бы сказать, что папа не держит своих слов. Он больше не вернулся. Он просто рухнул по ту сторону двери и не поднялся.

      − Инфаркт, − горько цедила мама, распуская второй рукав. Нервно звякали друг о друга спицы. – Переволновался. Но верен, черт, остался до конца.

      Когда брата забирали в армию, набирала цвет сирень. Мать промокала сухие глаза платком и под рукой проводника проталкивала в тамбур вязаную жилетку.

      − Чечня – что ж за место такое, сынок?

      Стыл на кухне оставленный чай. Андрей не вернулся тоже.

      − Засада, − глухо шептала мать, заправляя под цветастую бабушкину косынку враз поседевшие пряди. Аккуратный черный берет она на похороны надевать не стала – в последний момент кинула его в угол прихожей. Оцинкованный серый гроб был будто в снегу – в белых лепестках яблонь.

      − Платье было красное, − рассказывала мать, хватала меня иссохшей рукой за запястье. Хрипло дышала. – Как дальше, дочка?

      − Сапоги белые, на шпильке. Двенадцать сантиметров. Как ты только стояла? Фата дымно-снежная, в цветах на гребешке, который папа из Индии привез. Ну тот, с россыпью алмазов. Снег уже выпал, но шубу еще надевать было рано. Ты пальто-то и накинула.

      − Пальто? – улыбалась она тонко. – Какое?

      − Белое, мама. Белое.

      У мамы сияли глаза, и она облегченно откидывалась на подушки.

      Ведь мама до слез, до красных пятен на щеках хотела белое пальто.

      Ромашки. Клевер. Васильки

      Воробьи − суетливые птицы. Не могут замереть на месте. Прыгают, охорашиваются, щебечут, наклоняют головку то в одну сторону, то в другую. Василий Иванович наблюдал за ними уже полчаса и пришел имен- но к этому выводу: суетливые птицы. Хорошее начало для рассказа.

      Впрочем, при чем здесь воробьи? Начать рассказ лучше с разговора о крови. Кровь в организме человека непрерывно циркулирует по двум кругам – большому и малому. Непрерывно – значит, всегда. Под

      «всегда» человек обычно понимает состояние или обстоятельства, не изменявшиеся в течение долгого срока, например в течение его жизни. Порой случается так, что стенки коридоров, по которым движется кровь – артерий или вен, – расширяются. Это называется аневризма.

      Аневризма. «От греческого «аrteriectasia» – частичное патологическое расширение артерии (реже – вены)». Василий Иванович искал в поисковых системах этимологию слова, но находил только эту фразу.

      Когда ему сказали, что у него в мозгу аневризма, он сказал:

      – Звучит красиво, но неприятно.

      Он дослушал всё, что ему имели сказать врачи по этому поводу, коротко попрощался и вышел. Он дошел до парка и теперь сидел на скамейке и смотрел на воробьев, суетившихся возле лужи.

      В парке было тихо. Солнце пробивалось сквозь листву и светлыми пятнами ложилось на лица проходящих по аллейке людей.

      «Совсем по-серовски, − подумал Василий Иванович. − Люди, освещенные солнечным светом».

      Воробьи прыгали, а Василий Иванович смотрел на них. Он был больше обескуражен, чем опечален свалившимся на него известием о болезни. Василий Иванович был писателем и, говорят, довольно неплохим. Все неплохие писатели так или иначе пишут о смерти. Бывает, что они делают

Скачать книгу