LITMIR.BIZ

      И снова самурай был вынужден отказывать знакомым, которых встречал ещё чаще, чем вчера, в предложениях выпить или перекусить с ними. Тем не менее эти минутные остановки задерживали его, а предстояло решить ещё одно важное дело. До Фукумы путь неблизкий, и христианин вряд ли в состоянии преодолеть его пешком. О паланкине не могло быть и речи – даже Като не имел права пользоваться этим транспортом. Согласно эдикту сёгуна он был доступен только самураям высокого ранга, высокородным женщинам или немощным старикам. Стало быть, нужна ещё одна лошадь. Като посчитал это достаточным основанием для расхода денег, что ему выделили. Вот только он очень беспокоился, что никакой лошади купить не получится – все они давно уже зачислены в армию господина Куроды и жуют теперь его овёс и сено. В двух конюшнях его опасения оправдались – стойла были пусты. Однако в третьей, последней, осталась единственная кляча, которую не взяли в армию исключительно по причине дряхлости. Масасигэ всерьёз подозревал, что она не доберётся даже до почтовой станции, что была на полпути между городами. Но выбирать не приходилось. Услышав цену, которую барышник заломил за этого кандидата на живодёрню, он едва не схватился за меч. Столько не стоил даже его скакун, а это был хороший боевой конь, не боящийся выстрелов из ружья. Однако спрос рождает предложение, которое сейчас ограничивалось лишь одной кобылой, в прострации жующей клок сена. А к воротам конюшни между тем сворачивали сразу две группы самураев. Едва не скрежеща зубами от досады, Като отсчитал нужную сумму и, состроив самую свирепую гримасу, потребовал в качестве бонуса седло и уздечку. Проклятый торгаш, обливаясь потом от страха (или от духоты?) и непрерывно кланяясь, пролепетал, что сбруи нет, но есть его личное чудесное седло, в которое не стыдно сесть самому даймё. И только из уважения к такому покупателю, как многоуважаемый самурай, он готов уступить его за сумму, всего вдвое превышающую реальную цену. Торговаться Като не умел, к тому же это претило его самурайской гордости, поэтому он, снова рискуя сточить зубную эмаль, отсыпал в алчные руки серебро и медь. В кошельке после такого грабежа осталось совсем немного.