Фото - Владимир Юрьевич Василенко

Скачать книгу

рша.

      ***

      Все будет хорошо,

      не в постиженьи Бога,

      а в смысле, что прошел

      все то, что будет плохо.

      Так в бархатный сезон

      соленые кристаллы,

      стирая горизонт,

      торочат небом скалы.

      Взойдешь: один, другой

      кораблик пленка дыма

      качает под ногой

      почти необъяснимо.

      ***

      Покидая двор больницы,

      ты вот-вот замедлишь ход,

      разрешит соединиться

      нашим лицам поворот –

      точка сквера, до которой

      хорошо еще видны:

      я в окошке перед шторой,

      ты в движенье со спины,

      точка сумерек, поднесших

      свечку к окнам этажей,

      под которыми, конечно,

      разминуться нам уже

      там, на дремлющей аллее,

      не суметь, как ни крути.

      Слышишь: я переболею.

      Поздно. Всё, давай. Лети.

      Строфы

      Бывает: строфы навещают,

      и посреди строки смущает

      не слог, не тайна бытия –

      мне жаль, что ты не я.

      Наведенное на меня линзой

      так прекрасно, что возникают слова

      и жаль не исчезающего рядом с этим всего остального –

      а ограниченности пространства, считающего меня собой.

      Неужто невозможно,

      чтобы все это накрывало вместе

      более чем одно сердце?

      К чему тогда затеянное на небесах наше сближение?

      Стихи, заменяя тела,

      полетели по склону, чтобы упасть в ивовую тень у реки,

      проникаясь друг другом

      с этим коротким вздохом: «Стоило жить…»

      Если, в конце концов, нужно именно это,

      пусть оно произойдет безыскусно.

      Рождение, смерть, одиночество, трепет иллюзий –

      не слишком ли много затей?

      Старость

      Старость – маскировка. Только если детство –

      скрытое в тумане ровное шоссе,

      старость – неожиданно близкое соседство

      с тем, что не в один конец уходит, а во все.

      То, что было как бы смыслом мирозданья,

      помещенным в центр кремнистого пути,

      обретает форму тихого страданья,

      призванного в глубь пейзажа увести:

      все угодней зренью, заменяя тело,

      тем же навидавшимся видов стариком

      прекратить осваивать полотна пределы

      и приобрести картину целиком.

      ***

      Она одна угадала мою глубину,

      когда я прыгал не в высоту – в длину.

      Она одна подставила так глаза,

      что увернуться было никак нельзя.

      Мне до сих пор подозрительна в той глубине

      ее забота не о себе – обо мне.

      Я до сих пор, откровенно, не верю ей,

      не на словах – на деле бывшей моей.

      На что она надеялась в темноте,

      в которой ее единственный – черти где,

      при том, что впереди – как позади,

      что верь, что люби – не люби, что надейся, что жди?

      Я потому и сейчас в координатах тех,

      что все выходящее за эти рамки – грех,

      а все умещающееся в этот предел –

      наверное, не только смертных удел.

      ***

      Ангелу со мной тяжело:

      то вместо него становлюсь на крыло,

      то в такую падаю бездну,

      что вот-вот из виду исчезну.

      Ухватить происходящего суть –

      из былого в нынешнее взглянуть.

      Подкатить туда же обратным манером

      не пришло бы в голову даже Люмьерам:

      из великолепнейших перспектив

      не добьет сюда объектив;

      растворимейшее деянье –

      субъективность существованья.

      Те же – с объективностью чудеса:

      существую – следовательно верю,

      что за дверью, сплошь – обетованные небеса.

      Только совершенно за дверью.

      ***

      Не к горю, не к слезам,

      на ровном месте здрасьте,

      как будто

Скачать книгу