LITMIR.BIZ

      * * *

      …Шел тихий дождь. Не барабанил, не кричал не метался, порывисто стуча каплями к кому надо и не надо. Лились безрадостные слезы, и никому нет дела. Так горько в темноте плачет ребенок о том, что не высказать никогда. Он с этим родился и умрет, и оттого он плачет. Нет никого, никто не замечает.

      Зонты и зонтики, блестящие накидки, плащи шелестят, шуршат, мелькают под фонарями… Асфальт опять, как темная река горит огнями, весь в искрах отражений, и катятся, летят мокрые, желтые глаза… Все скользкое, лоснится и блестит. И повсюду темная глубина играет с огнями. Чуть душно. И в мокрой сырости такими острыми становятся запахи. Людей и мокрой шерсти…

      Горят экраны. Новый фильм. Смотрите! Гениальный! Первая серия… И в тысячах каменных кинозалов, тесно прижавшись друг к другу, сидят темные, потные фигурки… Душно. И глядят и смотрят миллионы глаз.

      В одно мгновение стали знамениты герои, актеры единственной своей, последней и первой пьесы.

      В одно мгновение разбогатели. Но это уже в следующем акте, следующей серии. Пока лишь первая.

      Герои бессмертной драмы. И льется мутная струйка в душном подвальчике в граненое, с подтеками, заляпанное стекло…

      – Да, Нил Нилыч, стал ты, брат, знаменит, – мокрые губы зашлепали с каким-то черным недоумением. – И сколько же отвалили тебе?

      – Все мои! – зло отозвался Служитель. Невесел был Нил Нилыч. Как же так? Заснять не спрашивая…

      – Ты хитрец, служитель культа, – костистое лицо приятеля недобро бугрилось желваками. – Хитрец, – снова сказал он…

      – Я не хитрец. Засняли и не спросили.

      – Еще скажи, мол, я не знал… – губы иронически скривились.

      – Не знал! – твердо сказал Нил Нилыч.

      – Не знал? – костистое лицо совсем затвердело. – Ты что, за дураков нас принимаешь?

      «…Никто не верит, – с тоской думал Служитель. – Никто. И не поверит. А что мне эта слава. Правда, заплатили хорошо. Но все равно обидно».

      Он прихлебнул из грязного стекла…