Скачать книгу

мог.

      И я не могла.

      И детская, давно ненужная, напротив спальни так и не наполнилась моими вещами. Остались неразобранными пыльные коробки в пустой комнате на втором этаже, что, кажется, должна была стать гостевой спальней. Не расположились перевязанные шпагатом стопки книг на массивных стеллажах в кабинете папы.

      Повисла по углам изящным кружевом паутина, а пыль укрыла серым одеялом всё остальное.

      Потемнели от грязи окна.

      Потускнели.

      И сам дом потускнел, постарел без хозяйки. И, наверное, это безумие просить прощение и чувствовать вину перед ним, но…

      – …прости, – я шепчу и по спинке стула в гостиной рукой провожу, глажу, – ты прости, что мы тебя предали.

      Бросили.

      Ибо оплачивать счета из Праги было легче и проще. И звонить от случая к случаю пани Гавелковой, узнавая всё ли в порядке, было тоже проще. Легче было обратиться раз в год в клининговую компанию и заплатить.

      Не приезжать самим.

      – Я… попытаюсь исправить.

      Приберусь.

      Для начала и сама.

      Без чужих людей в доме, поэтому от помощи пани Гавелковой, что приносит три пакета с кастрюлями и кастрюльками «перекусить», я отказываюсь. Распахиваю все окна, давая промозглому свежему воздуху заполнить дом.

      Поиграть некогда кипенно-белым, а теперь посеревшим тюлем.

      И тюль вместе со шторами я снимаю.

      Заметаю осколки.

      А пани Гавелкова возвращается.

      Тащит, прижимая к груди, ворох тряпья.

      – Переодевайся, молодежь! – она командует, сваливает на стол гору тряпья, что рассыпается, оказывается джинсами и футболкой, ярким платком с перекрещенными костями.

      Швыряет, заставляя отскочить, мне под ноги кеды.

      И фыркает, окидывая меня пренебрежительным взглядом и упирая руки в боки, пани Магда насмешливо:

      – Кто ж в костюмах-то деловых грязновую разводит, а?!

      Никто, но во что переодеться не нашлось, а брать вещи Дима не хватило наглости. Или смелости. Или всего и сразу, только вот выкинуть испорченные брюки с рубашкой, которые и так безбожно измялись ото сна, мне проще.

      – Бестолочь, – пани Магда вывод делает сама. – Ничего-то вы, молодежь, не разумеете! И не смотри, бери. Вещи чистые. Моего непутевого они, когда он ещё не раздобрел и не обнаглел окончательно.

      – Спасибо, – я говорю растерянно.

      Прижимаю к груди старую одежду Йиржи.

      И к дверям в кухню, дабы переодеться, развернуть себя даю.

      – И платок на голову повяжи, непутевая! – пани Гавелкова кричит.

      Плюется, поскольку платок, подумав, я всё же повязываю, однако неправильно, и пани Магда, отвешивая подзатыльник и заставляя наклониться, мне его споро и ловко перевязывает.

      По-человечьи.

      Спрашивает, отступая и оглядывая придирчиво, деловито:

      – Окна мыть будешь?

      – Буду.

      – Крахмалом мой, он лучше любой химии, – она, пожевав губы и подумав, велит.

      Оставляет этот самый крахмал на столе, чтобы к дверям твёрдым гренадерским

Скачать книгу