ТОП просматриваемых книг сайта:
Неизведомости. Артем Максименко
Читать онлайн.
– Не хочу, – ответил я, – боюсь, что она меня не полюбит. Что придется жить под одной крышей с той, кто просто позволяет быть рядом.
– Понимаю, – прошептала она после паузы, бросила на меня короткий взгляд и ушла в щель за плинтусом. Как оказалось, это была последняя наша встреча.
Если бы я знал… Если бы я знал, наверное, постарался бы подобрать какие-то слова, как-то утешить, развеять эту тьму. Чувствую теперь свою вину, что не понял, не догадался. Хотя, кто бы догадался? Разве много среди нас проницательных настолько, чтобы прочесть чужую душу? Почувствовать приближение рока в угасающем звуке тихо брошенных фраз, особенно задумчивом повороте головы, покорном движении рук? К тому же любой, кому плохо по-настоящему, не на показ, умеет это скрывать. Вот и она умеет. Умела.
Помню, как мы познакомились. В тот вечер я как обычно приготовил себе что-то слишком изысканное для одинокого ужина. В очередной раз громко вздохнул, словно было кому жаловаться. Стал медленно есть, привычно глядя в стену.
Это был вечер, когда я ел из пластикового контейнера. Выбор посуды у меня всегда зависит от эмоционального состояния: в моменты хорошего настроения кладу еду в красивую тарелку. Чаще ем прямо из контейнера, чтобы без лишних движений убрать остатки в холодильник и мыть меньше посуды – тяжелые мысли и так отнимают слишком много сил.
Она вышла из-за плинтуса по-свойски, без малейшего стеснения. По виду вполне обычная мышь, серо-коричневая, с розовым подвижным носиком, черными бусинками-глазками. Разве что на шее поблескивала ниточка новогоднего дождика, завязанная бантиком. Мышь медленно подошла к столу и с прищуром посмотрела на меня, привстав на задние лапки. Признаюсь, застыл с вилкой во рту. Не то, чтобы сильно удивился (можно ли чему-то удивляться в нашем безумном мире?), скорее опешил.
– Поможешь взобраться? – вдруг спросила она. – Тяжело, знаешь ли, вот так с запрокинутой головой долго стоять, шея затекает.
Я послушно опустил крышку от контейнера на пол, подождал, пока она взойдет, поднял на стол. Мышь деловито прошлась, принюхалась к моему ужину.
– Не люблю, хм, подтверждать стереотипы, но может у тебя есть кусочек сыра? – снова спросила она. – Предпочитаю твердые сорта, в особенности швейцарские. Полхвоста бы отдала за ломтик эмменталя с легким ореховым оттенком…
– Боюсь, эмменталя нет, – выдавил, наконец, я, – но в моей пасте неаполитано есть моцарелла, могу поделиться.
– Паста неаполитано? Как буржуазно! – фыркнула она.
– А искать швейцарский сыр в доме на проспекте Буденного – это не буржуазно, по-вашему? – помню, возмутился я. – У здешнего контингента из швейцарского может быть разве что китайский нож. И то он, возможно, уже в ком-то торчит.
– Справедливо, – хмыкнула мышь. – Нравишься ты мне. Хотя вздыхаешь за ужином уж больно громко. Скажешь, грустно одному вкушать не «пищу», но «блюда»? Вари пельмени, к чему все эти показательные выступления с пунталетте, индейкой в яблоках и всякими несчастными курицами в соусе бешамель?
Я было пытался открыть рот, но она меня опередила.
– Скажешь, «для себя»? Тогда ешь из нормальной тарелки и получай удовольствие. А то выглядишь позером, если честно. Слишком много работаешь на театральный образ, который, кстати, давно не пользуется успехом у зрительниц. Век романтиков прошел, все эти лирики с печатью шекспировского трагизма на лице сто лет как не в моде. Аплодисменты и кофточки дам сегодня срывают яркие, энергичные, а главное – беззаботные герои. Герои, с которыми легко и весело, понимаешь? А ты грузный, как навьюченный пони. И смурной, как пассажир электрички. Все эти тяжелые думы о судьбах родины совсем придавили тебя к земле. Читай не новости, но мемы! Подписывайся на молоденьких кокеток, а не на очередной аккаунт с разрушенными при коммунистах церквями. Меньше будешь вздыхать за ужином. И может даже ужинать будешь не один. Но в целом ты мне нравишься, я уже говорила? Живешь тихо, по расписанию, без гостей и праздников. Мечта, а не сосед.
Помолчали.
– Это у вас на шее дождик висит? – спросил я, стремясь прервать гнетущую тишину.
– А, это? Да, из коробки с елочными игрушками реквизировала, – засмеялась она, – переливается красиво. Я может и «серая мышь», но тоже иногда в настроении сиять! Вообще, откуда взялся этот глупый стереотип? Почему как невзрачный персонаж, так «серая мышь»? Откуда этот ярлык?
Я пожал плечами.
– С тобой так интересно разговаривать, – съязвила она и снова ехидно прищурилась.
– Ну извините, – рассердился я, – не каждый день к тебе на кухню заходит говорящая мышь и учит жизни! Disney какой-то!
Вдруг она